Вроде удалось вдохнуть уверенность в
брата. Лев расправил плечи, с лица исчезла растерянность, во
взгляде появилась твердость. Словом, настоящий орел, готовый
расправить крылья.
- А мы, Ташенька, теперь займемся
бальным туалетом…
***
Санкт-Петербург, набережная Мойки,
12.
Квартира в доходном доме княгини С.Г. Волконской,
которую снимало семейство Пушкиных.
В комнате, которая была выделена под
импровизированную мастерскую, царил самый настоящий погром. Кругом
- на стульях, на мягкой софе, кофейном столике и даже на полу -
лежали множество отрезков ткани разных цветом и видов. В одном
месте они уже были сшиты вмести, и в них можно было угадать
какую-то деталь платья. В другом месте, напротив, ткань
подозрительно напоминала бесформенную кучу, выброшенную за
ненадобностью. Вдобавок, под ногами валялись клубки с нитками,
тянувшиеся между ножками стульев.
- Прежде здесь нужно убраться, -
недовольно пробурчал Пушкин, разглядывая этот «свинарник». - И чего
стоим, кого ждем?
Модистка со своей помощницей,
которым платили просто «бешенные» деньги, переглянулись и принялись
убираться. Он-же встал напротив манекенов с заготовками будущих
бальных платьев и задумался.
- Гм…
Внимательно разглядывая то платья,
то гравюры с изображениями женских и мужских нарядов в специальном
альбоме, Александр совсем не обольщался. Его знания о том, как
будет развиваться женское платье в будущем, хоть и было
эксклюзивным, но, к сожалению, оставалось совершенно бесполезными.
Ничего радикального в женском туалете поменять он не мог, ибо
существовали строгие требования к бальному гардеробу. Императорская
канцелярия ежегодно выпускалаособые предписания, в которого
подробно прописывались все элементы бального дресс-кода. Нарушение
правил было нонсенсом, преступление всех писанных и неписанных
правил, что обязательно повлекло бы не только осуждение со стороны
высшего света, но и совершенно материальные санкции.
- Значит, Зайцева из меня пока не
получится, - пробормотал он себе под нос, продолжая стоять у одного
из манекенов. - Жаль, конечно, но разве дело только в одежде?
Не-ет, дорогие мои…
Внезапно для супруги, ее сестер и
модистки с помощницей, все это время не сводивших с него
напряженных взглядов, Пушкин широко улыбнулся. Резко взмахнул
рукой, привлекая всеобщее внимание.