В 1866 году появляется новая серия обручевских статей, также в «Еженедельном прибавлении» к «Русскому Инвалиду», изданная отдельной книжкой под общим названием «Наше финансовое положение». Автор детально рассматривает историю и причины финансового кризиса в России, влияние внешнего фактора и, наконец, пути выхода из сложившейся ситуации. Обручев энергично полемизирует с позицией финансового ведомства. История русских финансов, считает он, по целому ряду причин является историей финансового кризиса, который начался задолго до окончания Крымской войны: «…все ее (России. – О. А.) государственное существование, вплоть до настоящего царствования (выделено Обручевым. – О. А.), было непрерывным экономическим и финансовым кризисом, и… то, что она ныне испытывает, есть не более как расплата за вековое (выделено Обручевым. – О. А.) прошедшее, – расплата – необходимая для вступления в новую жизнь»>453. Если сущность всякого кризиса, финансового и экономического, заключается в недостатке средств к удовлетворению потребностей, то Россия, рассуждает автор, не выходила из этого состояния с тех пор, как она стала участвовать в европейском политическом концерте, то есть с царствования Петра I.
Громадный потенциал внутренних сил России не был развит, и фатальное несоответствие между требованиями внешними, заданными самим географическим положением России, и этой неразвитостью вынуждало жить в долг, в счет будущего. У России не было выбора, ей приходилось бороться не просто за могущество, а за самую жизнь свою, подчеркивает Обручев: «Чем энергичнее боролась Россия за упрочение своего политического существования, тем шире приходилось ей прибегать к долгам»>454. Военные, отмечает автор, понимают закономерность этого процесса: «И не в укор будь сказано людям, видящим во всяком внешнем развитии непременный ущерб внутреннему благосостоянию, мы высоко ценим те жертвы, которые приносила Россия для своего политического могущества. Без него не пользовались мы и тем, что имеем, едва ли ушли бы в культуре далее Бухары и Коканда, а в политических воззрениях далее какого-нибудь Липпе-Детмольда. Самое слово Россия звучало бы для Европы совершенно тем же значением, как Черемисия, Мордва, много-много древняя Московия; в общем же мировом говоре оно уже ничем бы не звучало»