Няня не прочь была опрокинуть рюмочку, но приличия требовали отказа.
– Мамочка, ну что ты привередничаешь! – смеясь, сказал Пушкин. – Вспомни, как мы недавно с тобой кружками чокались. А здесь всего лишь рюмка!
– Бог знает, что гость подумает, – смущаясь, проговорила няня, поднимая рюмку, и, пожелав здоровья и благополучия, с поклоном выпила ее до дна.
Выпили и друзья.
Вдруг Пушкин вскочил, повалил бокалы, рассмеялся и крикнул:
– Мамочка! У меня сегодня настоящий праздник! Праздник для всех! Прикажи всем выдать наливки!..
Вскоре весь дом веселился…
Метель на дворе, кажется, стала утихать. Сгущались сумерки…
Поднимаясь из-за стола, Пущин обнял друга и с загадочностью в голосе сказал:
– У меня для тебя уйма подарков. Где будем рассматривать? Пойдем в гостиную… Алексей, тащи мой чемодан.
Пока Алексей бегал за чемоданом, Арина Родионовна успела приготовить кофе.
Пущин раскрыл свой чемодан и вручил Пушкину письма от друзей – Рылеева, Бестужева… несколько книг…
– А это особый подарок, – сказал он, вынимая пакет, завернутый в бумагу.
То была рукопись «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Поэму печатать не разрешили, но она в списках разлетелась по всей России, а ее меткие выражения стали чуть ли не пословицами.
Пушкин смотрел на подарок завороженными глазами:
– Жанно, я готов расцеловать тебя! Ничего лучшего мне и не надобно!..
Он то рассматривал исписанные листы, то их гладил…
– Ты только послушай, Жанно, – с хохотом воскликнул Пушкин и прочитал: «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!..» – Что за прелесть, что за чудо! Давай немедленно засядем за чтение!.. Мама, – крикнул он, иди сюда, будешь слушать!..
– Что же ты так озоруешь? Слышу все! – с притворной строгостью отозвалась Арина Родионовна. – Сейчас приду, только вязанье захвачу.
– Ждем. А тем временем я посмотрю письма. Мне страх как интересно, что написал Рылеев.
Пушкин вскрыл конверт, начал читать и не удержался, чтобы не рассмеяться:
– Ах, как он меня ругает, и все за мое чванство. Не угодно ли послушать:
«Ты мастерски оправдываешь свое чванство шестисотлетним дворянством, но несправедливо. Справедливость должна быть основанием и действий, и самых желаний наших. Преимуществ гражданских не должно существовать, да они для поэта Пушкина ни к чему и не служат ни в зале невежды, ни в зале знатного подлеца, не умеющего ценить твоего таланта… Чванство дворянством непростительно, особенно тебе. На тебя устремлены глаза России. Тебя любят, тебе верят, тебе подражают… Будь поэт и гражданин…»