С банкротством градообразующего предприятия жилые здания бывшего металлургического комбината по адресам Мамалыгина, 64, Южная, 41 и Авиаторов, 17 перешли в муниципальный жилой фонд города. Изъеденные полувековой эксплуатацией, они требовали капремонта, но в горадминистрации, верно, рассудили по-другому: направили к мамалыгинской трёхэтажке экскаватор и пару самосвалов. Следом под снос пустили барак на Южной. Постройка оказалась настолько захиревшей, что обошлись без драглайнов и их разрушительных чугунных гирь. Бульдозером легонько подцепили несущую стену, здание охнуло, испуская ветхий табачно-винный дух, и аккуратно завалилось набок.
Дом на Авиаторов не тронули, за него вступились немногочисленные собственники, успевшие приватизировать жильё. Комендант общежития Семён Созонович – тогда ещё обычный жилец – был замечен в числе рьяных активистов. Бывший руководитель региональной партячейки здорово попортил кровь местным швондерам: он выходил на митинг, устраивал пикеты и с завидным усердием обивал пороги городских и областных судов. Однажды наметил голодовку оппозиции – отксерил листовки-обращения к жильцам, расклеил по этажам, и смастерил пёстрый плакат «Конфронтация до полной потери сил». Правда, до голодовки дело не дошло. История попала на редакторский стол «Вечернего Красносудженска», а Семён Созонович – на первые полосы местного таблоида, затмив по популярности беспредел битцевского маньяка и развод четы Абрамовичей. Эпизод информационного противоборства он любил вспоминать всегда, когда дело заходило о трениях с коммунальщиками, с которыми комендант бодался ровно столько, сколько был начальствующим лицом. После освещения событий в прессе дом отвоевали, но не весь, а только пару этажей. Остальные муниципалитет прибрал к рукам, руководствуясь принципом «с паршивой овцы хоть шерсти клок». Пятый этаж оккупировали армейцы, третий и четвёртый поделили между собой собственники. Второй – оказался во власти колокольного дворянства, как пренебрежительно называл Семён Созонович наставников православной семинарии. Обитавший здесь преподавательский состав менялся часто и в большинстве своём состоял из приезжих. Самый лакомый кусок – первый этаж – порезали договорами аренды и отдали на растерзание бильярдной, чопа, секонд-хенда и спортивной организации со странным названием «Хала-хуп и Команда 9». Единственное витринное окно последней, наглухо заклеенное непрозрачной плёнкой со шрифтовым изображением крутящегося обруча и втиснутой в него девяткой, выходило во внутренний двор войсковой части, где посередине тренировочного плаца, давно выродившимся в автопарк под открытым небом, ржавели экспонаты. Долгими часами безделья я пялился на витрину и представлял за ней хрупких, тоненьких девушек в обтягивающих боди с цветными обручами на осиных талиях. В моих фантазиях они крутили хала-хупы и непременно улыбались.