Центром притяжения блумсберийцев были, скорее, сёстры Стивен, чем братья (хотя, повторимся, почти все участники дискуссионного клуба учились вместе с Тоби в Кембридже и попали на Гордон-сквер благодаря ему). А лучше сказать – двумя центрами притяжения: уж очень непохожи, о чем мы знаем по отзыву Стрэчи, были Ванесса и Вирджиния. В том числе и внешне: если красота Ванессы была чувственной, более уверенной в себе, то красота Вирджинии – более аскетичной и утонченной.
«Ванесса была, мне кажется, красивее Вирджинии, – вспоминал Леонард Вулф. – Черты лица были у нее более совершенны, цвет лица ярче, глаза больше и выразительней. В ней было что-то от великолепия богини, представшей перед Адонисом у Руперта Брука. Для многих в ее внешности было что-то настораживающее, ибо в ней было больше от Афины и Артемиды, чем от Афродиты.
Вирджиния же, несмотря на несомненное фамильное сходство, была совсем другой. Когда она была здорова, спокойна, счастлива и в настроении, лицо ее светилось какой-то почти неземной красотой. Необычайно красива была она также, когда спокойно сидела с книгой или о чем-то думала. Но выражение ее лица менялось с невероятной быстротой, стоило по нему пробежать волнению, или боли, или умственному напряжению. Оно по-прежнему оставалось красивым, но от тревоги красота становилась какой-то болезненной».
Если Ванесса держалась естественно, органично, то Вирджиния была порой резка, угловата, в ее манерах, особенно в отношении новых людей, сквозило некоторое высокомерие. Ванесса чаще помалкивала, Вирджиния же, освоившись, сделалась словоохотливой; возбудившись, никому не давала слово вставить, и в ходе беседы не раз приводила в некоторое замешательство плохо ее знавших. Человека, впервые оказавшегося в доме и только что пришедшего, могла с порога огорошить неожиданной просьбой: «Ну, расскажите же нам…» А впрочем, вызывать блумсберийцев на разговор не приходилось: беседа была главным меню четвергов на Гордон-сквер.
«Разговоры, разговоры, разговоры, – писала позднее Вирджиния. – Как будто всё можно было выговорить; душа сама слетала с губ в тонких серебряных дисках, которые таяли в сознании молодых людей, как лунный свет. – И вспоминала слова Чехова: – <…> “У родителей наших был бы немыслим такой разговор, как вот у нас теперь, по ночам они не разговаривали, а крепко спали; мы же, наше поколение, дурно спим, томимся, много говорим и всё решаем, правы мы или нет”».