Дорога поворачивает в рай - страница 3

Шрифт
Интервал


– Доволен?

Вместо ответа он подминает меня, прижимает к песку, наклоняется и лезет языком мне в рот. Я не сопротивляюсь, но и активности никакой не проявляю.

– Дай мне свой язык, – говорит Луц.

Я прикусываю его губы – сначала легко, потом сильнее, но он не останавливается. Краем уха я слышу вдалеке возню. Ее прерывает визг:

– Слезь с нее! Да сука, что же ты делаешь, дрянь такая? Всё уделал, а кто стирать будет? Кто стирать будет, мразь ты конченая?

Мы отрываемся друг от друга и поворачиваемся в направлении визга. Приземистая, опухшая баба в расстёгнутом пальто орет на парнишку лет семи, прижимающего к песку девочку примерно того же возраста. Одета вся троица убого, дети – недокормленные и на вид дебиловатые. Девочка рыдает, задыхаясь от слёз и соплей; беспомощно бьется под весом малолетнего бандита. Мальчик встает, уныло разглядывая носки дешевых обтрепанных кроссовок; его жертва продолжает лежать на песке, пока мамаша рывком не ставит ее на ноги. Баба отряхивает своих отпрысков, награждая их мощными шлепками и подзатыльниками, но дети, привычные к такому обращению, даже не орут. В присутствии малышей, особенно девочек, Луц начинает грузиться: замолкает и смотрит куда-то в сторону. Я засовываю ему язык в ухо. Луц чуть ли не подпрыгивает на месте и потирает пострадавший орган.

– Ты что?

– Не грузись.

Я притягиваю его к себе. Хотя на нем тонкий свитер, а воздух по-весеннему прохладный, от Луца исходит тепло. Нам нравится трогать друг друга и быть гораздо ближе, чем друзья. Мы как малыши, которые вечно таскают за собой любимых кукол, кормят их с ложечки, кладут с собой в постель, целуют пуговичные глаза. Не хочу, чтобы мы когда-нибудь стали взрослыми и забросили друг друга на чердак.

Бабе всё-таки удается довести свой выводок до слёз, они орут, соревнуясь, кто кого перекричит. Через пляж мог бы проехать поезд, а мы бы и не услышали.

Увидев, что мы смотрим на нее, баба переключается на нас.

– Что, блядь, уставились? Стыда у вас нет! Тут люди с детьми ходят, нашли место, идиоты ебаные, блядь!

Мы переглядываемся, раздумывая, послать ее нахуй или проигнорить. Луц машет бабе рукой:

– Иди, куда шла; хуле надо? – и мне: Вот люди, посидеть спокойно не дадут.

– Да ваще охуевшие, – соглашаюсь я.

Баба тоже раздумывает, поорать еще или пойти своей дорогой, но дети тянут ее куда-то, и наконец они втроем сваливают к ларьку с кебабами.