АПОКАЛИПТО ГЭ - страница 51

От этих мыслей хотелось рыдать и водки. Повинуясь им, я не сдерживал себя значительное время, особенно в последнем. Сквозь редкие проблески просветления, одурманенный алкоголем разум рисовал апокалиптические картины будущего родной страны, смываемые тут же наворачивающимися слезами и очередной порцией спиртного. Грибадир, казалось, понимал причину происходившего и терпеливо наблюдал, не вмешиваясь в ломку миропонимания юнита конкурирующей команды. Я был благодарен ему за это.

К концу второй недели я окончательно утратил облик благопристойного москвича. Обросшее щетиной измождённое лицо с темнеющими впалыми глазницами, грязные всклокоченные волосы и пованивающее исподнее, прикрытое такими же несвежими трениками и футболкой – на редкость точно отражали мои внутренние ощущения опущенца. Спускаясь в ближайшую лавку за продуктами, я ловил осуждающие взгляды соотечественников, с каждым днём наполняющиеся всё более нескрываемым пренебрежением ко мне и даже ненавистью. Особым презрением отличались взоры двухфлаговых нимбоносцев, впрочем, я отвечал им тем же, едва сдерживая внутренние порывы плевать в их предательски противные рожи.

Всё же, сквозь череду дней я мучительно принял открывшуюся действительность как непреложную данность и заставил себя привести тело в привычное обществу состояние. Из зеркала на меня вновь смотрело знакомое лицо, и лишь едва уловимый оттенок во взгляде выдавал случившиеся со мной перемены. Заметить этот отдающий холодком с лёгким налётом отчуждённости взгляд могли бы только хорошо знающие меня люди, но таких было не много, да и те находились далеко и, в основном, в памяти. Вспоминая дядю Гену, я внутренне дисциплинировал себя, перебирая мантрой его слова о несгибаемости настоящего мужика перед лицом жизненных траблов.

«Стать чепушилой ты всегда успеешь – повторял он, – а вот удержаться на ногах в дичайшем угаре во мгле ада и чаде кутежа способен только правильный пацан ровно просекающий тему».

Я считал себя ровным и в меру правильным и, как мне казалось, только одно всегда мешало мне подняться по жизни – обострённое чувство справедливости. С годами, слегка поумнев, я стал считать его скорее благом, чем помехой. Оно являлось предохранителем, не позволяющим моей духовности рухнуть в безвозвратность потаканий рептильных отделов человеческого мозга, отвечающих за примитивные жизненные инстинкты – потреблять, сношаться и доминировать. В этой топке уже догорала западная рептилоидная цивилизация, вконец оскотинившаяся и потерявшая фундамент человечности в виде совести и справедливости. В этот котёл уже влез обеими ногами и мой родной русский мир, хотя и подозревающий, что что-то не так, но ещё не осознающий даже в малой степени гибельности выбранного пути. Дорогу в ад современный мир мостит с завидными рвением и упёртостью. То, что не смогли за тысячелетия сделать наши предшественники, нам удалось воплотить форсированными темпами. Переливающийся манящими огнями перспективы, пленительно шуршащий, пахнущий фиалковым шампунем праздности хайвей несёт утратившее инстинкт самосохранения человечество к финальному повороту. Наивные пассажиры, гогоча от восторга нарастающей скорости, счастливо машут руками и расплываются в радужных улыбках надежд на новую жизнь там, за поворотом. Впереди новые ништяки и оттяги, достижения науки вот-вот сделают мир идеальным и напрягаться вообще не будет надобности, медицина с минуты на минуту обещает нам бессмертие – так стоит ли искать причины не давить на акселератор всё сильнее и будоражить мозги призрачными опасениями? В окнах несущихся машин, ещё можно уловить отражения судеб отдельных этносов с индивидуальностью их жизненных историй, но это возможно лишь в самом хвосте потока, и то всё реже и реже. Да и, честно говоря, всё меньше желающих это делать. Человечество сплочённым монолитным стадом несётся за поворот, в надежде, пусть и в последний раз ещё громче и восторженнее выкрикнуть «вау», не допуская даже мысли, что финальным их словом, как доказали «чёрные ящики», окажется «пиздец» В том, что так и случится – у меня не было ни малейших сомнений, и сейчас я стоял перед выбором – влиться в праздно несущуюся к финишу тусу, забывшись в фантасмагории всеобщего ликования, либо попытаться сорвать стоп-кран и хотя бы притормозить летящую навстречу неминуемую катастрофу. Свершившийся, по факту, глобализм отобрал у меня возможность просто соскочить на обочину, завалиться спиной на землю и снизу вверх просто взирать на проносящихся мимо пассажиров, бросающих в мою сторону надменные взгляды, высосанные окурки и использованные презервативы. Я давно стал частью этого пожирающего себя организма и невозможность бегства, основанное на страхах и банальной утрате навыков выживания вне общества, сделало меня беспомощным перед возможностью самому вершить свою судьбу, озлобившись за это на самого себя.