Только на себя надеюсь я на одного.
Где хочу, охочусь на досуге.
Егеря флажками разукрасили весь лес —
Я на них плюю слюной кровавой.
Седина в загривок мне, а в сердце моём бес
– не возьмёшь ни пулей, ни отравой.
Я один, а значит, меня некому предать —
В этом плюс у волка – одиночки.
Ни кому не надо своей доли отдавать
Ни рубля, ни шерсти, ни кусочка.
Если я погибну, то один, и нет греха,
Нет вины за жизнь и чью-то волю.
Я умру свободным на поляне в лопухах
Вслед за тем как на луну повою.
У-у-у-у-у-у-у-у, – я вою на луну,
Дыбом шерсть поднялась на загривке.
В снег роняю каплями кровавую слюну,
Ну, а зубы скалятся в улыбке.
Позади остались вечеринки —
Юности пора.
Памяти, замёрзшие слезинки
на окне с утра…
Отчего глаза у нас печальны
скрытою тоской
Шлют привет задумчиво-прощальный
юности былой
То ошибок прошлого картинки
вспоминаясь, жгут
Памяти оставшейся слезинки
по щекам текут…
1
Мой дед был политрук, а бабка медсестрою.
Тревожной вести звук промчался над страною…
Оцепенели все от этой чёрной вести!
Мой дед сказал войне: – Сойдёмся честь по чести!
Прижал в последний раз сынов к груди широкой,
И долго целовал им губы, лбы и щёки…
Обнял в последний раз жену и молча вышел.
Свинцовый дождь стучал по зарыдавшим крышам…
Припев
Это слово тяжёлое слово по щекам их хлестало нещадно…
На лице, повзрослевшем суровом засверкает хрусталик прохладой…
Без отца – безотцовщина значит! Дыры в сердце не нужно участья…
В день Победы мужчины заплачут! В день народного горя и счастья…!
2
Я сам не воевал, не слышал вой бомбёжки,
Лицо не закрывал в чумазые ладошки,
Мне страх был не знаком за жизнь и судьбы близких,
Где каждый был бревном в печах от крови склизких
Где даже дым краснел, он красным был от крови…
Где вой собак жирел, нажравшись плотской боли
Где хлеб напополам с опилками и сором,
Где злоба на Христа с его всесильным взором!!!
3
И детский кулачок, грозящий молча в небо,
И порванный смычок на скрипке общих нервов…
В глазах мужская честь, не по годам седины…