хвост, они воспринимают свой хвост, как и всё предстоящее им в ощущениях, как единый образ, для них предлежащий мир – это они сами, они не разделяют мир на «я» и «не-я», для них существует только «не-я» как их собственное существование. Может быть, точнее будет сказать, что для животного «не-я» есть его единственное «я», это восприятие
всего как единого «я» – животное обладает сознанием, но не самосознанием.
В гегелевской терминологии существование «в себе» есть бытие субъективности в области чистых отношений – в логике5; существование «для себя» есть бытие субъективности в области проявленных в самом себе отношений как объектности, как природы; существование «в себе и для себя» есть высшая ступень бытия субъективности, достигнутая в человеке, здесь субъективность вновь возвращается в себя, но уже обогащенная знанием о своём единстве и единственности, и бытие субъективности в этом знании есть дух.
В сегодняшней антропологии поиски исходной точки появления человека в процессе эволюции отодвигаются всё дальше и дальше в глубину прошлого. Плодотворность и необходимость таких исследований никто не подвергает сомнению, но четкое понимание того, что человек появился тогда и только тогда, когда осознал собственное «я», в этих исследованиях отсутствует совершенно. Только момент осознания собственного «я» есть истинная временная точка появления человека, до этой точки человека не существовало – существовало животное, один из многих сотен тысяч видов и подвидов животного царства. Поэтому Библия, которая относит момент появления человека к тысячелетиям, значительно ближе к действительному положению дел, чем антропология, которая относит момент появления человека к миллионам лет.
Но не стоит торопиться трактовать этот качественный эволюционный скачок как исключительно положительное событие. Конечно, метаморфоза превращения сознания в самосознание позволила человеку возвыситься над внешней действительностью. Осознавая себя, человек смог не только более адекватно реагировать на моментальную ситуацию, но и планировать своё место в будущих ситуациях и, в соответствии с этим новым знанием, выбирать более эффективные стратегии поведения. Более того, человек смог создавать выгодные ему ситуации, гарантируя своё превосходство в будущем. Однако, как и во всяком событии, осознание своего «я» имело и свои отрицательные стороны, свои червоточины. Преодоление предлежащего мира через «я» гипертрофировало эго человека, создало устойчивую иллюзию резкой границы между «я» и «не-я», упоение своей силой и властью над «не-я». Из памяти человека совершенно исчезло то первичное животное сознание, чувственно воспринимающее «не-я» как единственно существующее «я» и, так же как и самосознание, имеющее в себе истину. В Библии этот горделивый разрыв с «не-я», нивелирование его до ничтожности, сообщается как миф о грехопадении человека. Это «человеческое и только человеческое» – сладостная мука существования только в разрыве «я» и «не-я» – и есть то самое гегелевское «несчастное сознание» в его чистом виде