– Приехали, мать, – я повернулся к Нэйре, все еще стоящей посреди комнаты в состоянии уверенно приближающейся паники, – Станция «Конечная». Просьба освободить вагоны. Это я в том плане, что окна не открываются. Двери мы, конечно, еще не смотрели, но я крепко подозреваю, что там та же ситуация. Мои поздравления: у нас только что весьма и весьма взлетели шансы, жить под одной крышей долго и счастливо и умереть в один день. Первым предлагаю съесть Вечного. Он хоть и худой, но позволит нам все-таки протянуть какое-то время. Пойдем потихоньку, чтоб не спугнуть, ага?
– Что это? – прервала Нэйра мой поток сознания.
– Да хрен его знает. Я же предупреждал еще в лифте, что что-то непонятное творится. Ну, так вот мне иногда можно верить. И не думать, что мой диагноз – белая горячка.
Последнюю фразу я сказал нарочито громко, чтобы меня было слышно на кухне.
– Ой, да ладно, – моментально откликнулся Вечный, – А то мы не знаем, как один наш неутомимый в алкогольных излишествах товарищ чертей по квартире гонял.
Положа руку на сердце, ходила про меня такая история. Правда я абсолютно этого не помнил, потому что предварительно лег спать и подозревал, что все дело в банальном лунатизме, которым я по рассказам родителей и очевидцев страдал еще с детства. Но тут уже мало что докажешь, поэтому каждый третий был практически уверен, что посещала таки товарища Скайльда белая горячка. А каждый второй был в этом уверен на сто процентов.
Я развернулся и пошел в кухню, практически таща за собой Нэйру, которая, по-моему, до сих пор отходила от шока. Войдя, я кивнул на стопку, Вечный взял бутылку, Хан пододвинул мне стакан с колой и пепельницу. Внутри меня царило какое-то ледяное спокойствие. Я абсолютно не знал, что происходит, что с этим можно сделать и чем это все закончится, но все размышления по поводу сложившейся ситуации не вызывали никаких эмоций. Парни посмотрели на Нэйру и несколько занервничали – у той гамма переживаний была написана на лице. Причем шрифтом рекламных плакатов.
– Итак, господа белковые, – начал я, закуривая, – мы имеем какую-то странную хрень, с которой нам нужно, видимо, что-то сделать. Не надо смотреть на меня понимающим и сочувствующим взглядом, предлагаю вместо этого глянуть за окно. А еще лучше – попробовать его открыть.