В первый период советской историографии – до середины 1930-х годов – С. Я. Штрайхом были изданы воспоминания и письма М. И. Муравьева-Апостола и И. И. Пущина6. Во вступительных статьях к этим публикациям и в книге о И. И. Пущине7 С. Я. Штрайх стремился доказать слабость революционности этих декабристов. М. И. Муравьев-Апостол, по его мнению, просто следовал за своим братом, а в Сибири им «владел испуг»8. Описывая ссылку, С. Я. Штрайх основное внимание уделял не деятельности и взглядам И. И. Пущина, а его личной жизни. Автор подчеркивал дружеский характер ялуторовской колонии ссыльных декабристов. Подобным же образом оценивала И. И. Пущина Е. Н. Коншина в комментариях к письмам Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля, считая его сторонником теории «малых дел»9. В это же время начинается изучение периода каторги и ссылки декабристов, появляются публикации источников и статьи. Следует отметить статью М. К. Азадовского10, который подчеркивал важность благотворительной деятельности декабристов, имеющей большое общественное значение в условиях, когда другие формы ее проявления были невозможны.
Со второй половины 1930-х и до середины 1950-х гг. в историографии декабристов наблюдается некоторое затишье, хотя и в это время появлялись публикации источников и исследовательские работы. Для нас особое значение имеет статья Н. М. Дружинина о ланкастерской школе И. Д. Якушкина в Ялуторовске, изданная впервые в 1941 г. и переизданная в 1985 г.11 Н. М. Дружинин, основываясь на записке И. Д. Якушкина о педагогической деятельности, отмечал в его взглядах уклон в сторону сословно-профессионального образования. Н. М. Дружинин делает вывод: «Якушкин расценивает успехи ялуторовской школы с точки зрения „осмысления“ обучаемых школьников; но основной недостаток преподавания он видит не в механистичности восприятия учащихся, не в преобладании словесного материала, и не в ограниченных рамках общеобразовательных предметов; он видит основной недостаток в несоответствии между программной ялуторовской школы и социальным положением обучающихся школьников. Для того, чтобы достигнуть максимального педагогического эффекта, начальная школа для „простого народа“ должна была получить более специальный практический уклон, другими словами, она должна была обучать крестьянских детей начаткам агрономии и мещанских детей – ремесленному производству»