– До того, как вы ознакомите меня с правилами поведения вашего ребёнка в вашем доме, позвольте мне для начала уложить Ксюшу спать. А то ведь наверняка плачет сейчас. Вы вообще представляете, как ей обидно? Она так скучала, все уши прожужжала, какой у неё хороший и добрый папочка! Так хотела вас дождаться. Мы и печенье это напекли, чтобы вам приятно было. А вы… – она качает головой, а в зелёных глазах плещется негодование и разочарование.
От неожиданности её слов я, признаться, так и застываю истуканом. Да язык словно прилипает к нёбу. Даже не сразу нахожусь, что сказать.
А не встретив сопротивления, зеленоглазая ведьма няня Аня лихо разворачивается на пятках и уходит с кухни, покачивая своим пышным бантом.
Из прострации меня вырывает голос Галины Андреевны:
– Олег Фёдорович, вы бы молочка с печеньем, а? Девочки так старались!
Мне кажется, или даже в голосе помощницы по хозяйству слышится упрёк? Чёрте что!
– Ладно, – устало вздыхаю вместо разборок. – Давайте своё молоко.
В мгновение ока женщина веселеет, ставит передо мной стакан, наливает из ковшика тёплого молока, добавляет ложечку мёда – так пьёт моя дочь – и придвигает ближе печенье.
С сомнением беру одно. Кривенькое, с разноцветными пятнами от потёкшей глазури, с дурацкими крендельками… Надкусываю и едва сдерживаю стон удовольствия. Это реально очень вкусно. Гораздо вкуснее, чем выглядит.
Песочная сдоба идеально мягко тает во рту, рассыпаясь на восхитительные крупицы. Привкус сладкий и солоноватый одновременно, за счёт шоколадных конфеток и кренделей.
Я съедаю несколько. Да что там съедаю! Проглатываю! Запиваю доброй порцией молока и благодарю Галину Андреевну, нашу добрую фею-крёстную. Без неё дом давно бы развалился, а я совсем бы пропал, разрываясь между Ксюшкой и работой.
Воспоминание о дочери навевают воспоминания и о её новой няне. Точнее, о её словах. И я иду в спальню к дочери.
Тихо заглядываю внутрь. Няня Аня лежит у стенки, а малышка горько плачет, уткнувшись в нянину грудь.
Я подхожу к кровати и ложусь с краю, с лёгкостью перекатывая плачущую кроху на себя.
– Прости меня, Ксюш, ладно? – шепчу, покрывая неуклюжими поцелуями влажное от слёз детское личико. – Папа очень устал от командировки и перелёта.
– И ты больше так не будешь? – спрашивает она, шмыгая носом.
– Не буду. – киваю с самым честным и серьёзным видом. – А ты будешь слушаться?