И нашу дочу, мы назвали бы Надя, Наденька, Надежда.
Но как-то не случилось… И нет надежды…
И говорю я с Серафимом, и шепчу я ему свои сказки. Обнимаю его. Трогаю его ствол и глажу кору, вдыхаю этот пьянящий древесный терпко-горький аромат. И я чувствую в этот момент, что Ника здесь рядом, что она во мне, в моем сердце.
А я, кончиками своих пальцев, всё ищу и ищу на стволе вмятину, то место, в которое Ника ударилась своей головой, но не могу ее найти, как будто и не было никогда ни вмятины, ни Ники, ни наших с ней отношений, вообще ничего не было.
Так и стоим мы у дороги. Я и дерево.
И мои горячие слезы отчаянья пустой жизни без любви, капают на корни Шестикрылого Серафима…»
Глава 2
Лечу над Атлантическим океаном. Подо мной многокилометровая бездна воздушного пространства. Я сижу в удобном кресле авиалайнера, и в перерывах между дремой и приемами пищи, праздно думаю о смысле жизни, при этом, перелистываю, просматриваю, почти не вчитываясь, электронные страницы своей новой книги.
Поднимаю глаза: через проход, от меня, в кресле сидит красивая в своей старости бабушка. Такая вся седая и в очках, а в руках у нее спицы. Она что-то там вяжет. А может это и не бабушка вовсе, а моё Время. Сидит рядом со мной, словно добрая святая Вечность, иногда посматривает на меня по мудрому и с любовью, и незаметно для меня, всё создает и создает причудливые кружева моей будущей жизни.
Но что мне моя будущая судьба, когда я с настоящей не смог разобраться. Не разобрался и в своем малодушии, скоренько так, всё и вся бросил, и улетел в чужие, но, почему-то, такие притягательные дальние дали.
Вот пытаюсь сейчас умственно работать над своим новым романом. Перечитываю, обдумываю, хочу нащупать его канву, суть событий.
Недавно, за день до отлета, я начисто написал первую главу. Перевел ее из состояния черновика в чистовик. Начало книги, в создании своего произведения, для меня не самое сложное. Оно как бы само появляется на свет, приходит извне, и ложится на бумагу. А вот дальше…
Первые страницы пришли ко мне в родительском доме, куда я заехал попрощаться с мамой, папой, всеми родными близкими мне людьми и местами.
Я знал, что я улетаю и не вернусь. Билет в один конец. И родители это также понимали. Я им этого не сказал. Но они это почувствовали.
Как все странно и грустно. Уходить из этого мира они будут без меня, а я даже не провожу их в последний путь до погоста. И вся эта жестокая тайная нелепость придавала неповторимый вкус наших встреч, бесед и расставаний.