– Ну ничего себе! – воскликнула я. – Они стоят больше, чем моя жизнь. Мне они точно не по карману!
Отдельно от всех висела и поблескивала золотыми пуговицами, лычками и шевронами форма пилота национальной авиакомпании. Я и руки то побоялась к ней протянуть, не то чтобы померить! «Доучиться до небес», – пронеслось в моей голове. Фуражку мне все-таки хватило смелости надеть на голову и немного покривляться перед зеркалом.
От сильных мужчин всегда веет чем-то весьма привлекательным для женщин. Манящим настолько, что буквально вынуждает идти на этот запах. Сквозь стенки прозрачного сосуда-цилиндра просматривалась золотисто-янтарная жидкость. Ambre Topkapi. Этот парфюм наполнен французской эстетикой и древними традициями. Весьма оригинальный колпачок в виде скульптурного бюста. Немного аромата я оставила у себя на коже. Корица, дыня, ананас и цитрусовые нотки. Ваниль и малина. Больше напоминает пряности. Сложный, удивительный запах, который отозвался во мне приятным волнением.
Но тут я вспомнила, зачем я здесь оказалась, и вернулась к осмотру одежды. Для себя я выбрала повседневную рубашку, которая с легкостью сошла бы мне за платье длиною до колен.
***
Пока я обедала на кухне, мать с сыном все продолжали выяснять отношения. По всей вероятности, они были убеждены в том, что я немного глуховата. Но я их слышала прекрасно даже через закрытые двери кухни и соседней комнаты.
– Ты что, встречаешься с этой девицей? – спросила она.
– Ради всего святого, мам, конечно же, нет! Я бы никогда не стал встречаться с подобной девушкой, а тем более приглашать ее в дом. Это ты любезно согласилась ее переодеть и накормить!
Комок подкатил к горлу. Еда больше не лезла в меня. Я открыла дверь, молча вышла и откашлялась, обозначив тем самым свое присутствие.
– Извините, что отвлекаю вас, но мне пора. Спасибо большое за гостеприимство и… рубашку. Постираю и верну, – пообещала я, взглянув на Константина. – Обед был чудесный! Ваш повар прекрасно готовит, – ехидно похвалила я.
– Повар? – удивилась хозяйка дома. – Вздор! Я сама готовлю. Константин, проводи девушку, – попросила она.
– Это лишнее, – заверила я, а в голове себя ругала мерзким и благим матом. Когда-то давно (мне было не больше десяти-одиннадцати лет) я пообещала себе, что никогда никому ни при каких обстоятельствах не позволю себя обижать. И уж точно не спущу с рук уничижения (настолько больно мне тогда было). Эта неземная боль давно утихла, стала совсем не такой уж и неземной. Теперь я даже могу признать, что это была нелепая ерунда. А сейчас передо мной вновь структурно выстроились обида и злость. Я стиснула зубы. Я здесь, в холле, а они напротив меня. Я в холле, а мои обидчики, повторяю, напротив меня. Но если вы думаете, что в эту минуту произошло что-то невообразимое, смею вас разочаровать. Никаких происшествий. Как же жаль, что рядом со мной не оказалось той одиннадцатилетней «шпанки», которая клялась не давать себя в обиду и грозила всем физической расправой. – Только, знаете, что? В моих краях, если человека пригласили к столу, его не унижают! – бросила я им в лицо и выбежала из этого комфортабельного, но чужого и злого дома.