– Пусть, Андрей Андреевич Пущин болен тяжело и почти неизлечимо, – продолжила мадам Клостер-Фейн. – Но если Вы найдете способ вернуть ему хотя бы частицу сознания, я в долгу перед Вами не останусь.
За подтверждением этих слов дело не встало. Шелкнув резным замочком своей изящной сумочки, она вынула оттуда и протянула озадаченному медику, видимо, заранее заготов ленный документ – узкий лист особой, что называется, гербовой бумаги, аккуратно свернутый ровно посередине.
– Что это? – недоуменно спросил Грельман, принимая его из рук в руки.
– Чек на пятьдесят тысяч долларов, – буднично, без всякой рисовки пояснила госпожа Клостер-Фейн. – Но это только задаток.
Остальное она произнесла чуть понизив голос:
– Я готова и в дальнейшсм оплачивать все расходы, связанные с лечением Пущина, и соответствующего дополнительным уходом за ним?
И уже совсем сразила собеседника, последовавшим за этим, безаппеляционным по своей сути заявлением:
– Да н ваш личный вклад будет оценен по достоин ству.
Из той же сумочки она достала свою визитную карточку. Но совсем не такую, что этим утром читал рядовой охранник ВОХР в «справочной» у ворот. На этом голубом квадрате картона все сведения были напечатаны исключительно по-немецки, хотя номера телефонов, указанных там, приходились, как на Берн, так и на Москву:
– Жду сведений о любых переменах в самочувствии.
Красавица даже сделала вид, что желает чмокнуть в щеку доброго психиатра, ходя проделала этот жест лишь для того, чтобы шепнуть откровенное:
– Звоните сразу же, как только удасться что-либо предпринять.
Мрачный и невозмутимый водитель предупредительно захлопнул за пассажиркой дверцу машины. После чего солидный синий «Мерседес», хрустя щебнем под широкими баллонами, покатил к выходу из этой обители печали и разбитых надежд.
– Что ж, «Синяя дама», – как сразу он окрестил баронессу, произнес Грельман. – Пусть будет по-вашему.
И все жн он нисколько не обманывался на сей счет. Попытка повторения обычного медикаментозного лечения, но уже более дорогими – суперсовременными мощными препаратами, с лихвой оплаченнымизаграничной миллионершей, по убеждению психиатра, могла принести Экскаватору лишь еще больший вред, чем тот, который он уже понес перед тем, как оказаться на двадцать лет пациентом психиатрической больницы.