– В него всадили шесть пуль. Расстреляли всю обойму. Трофейный ковер, что привез он из Пенджаба, был весь в крови, пришлось выкинуть. Мы пробовали отмыть, но всё в пустую. Кровь намертво въелась.
Дама промокнула уголки глаз белым платком, тяжело вздохнула.
– Мы все любили Фрэнка, уважали его, и соседи, и друзья. Поэтому я хотела, чтобы осталась какая-то память о нём. Понимаете?
Дитрих пригладил белую лопатой бороду, покачал головой. Нахмурил лоб. Морщить лоб у него получалось особенно хорошо, глубокие старческие морщины придавали сочувствующий, даже скорбный вид, полный переживания и горечи. Когда клиент чувствует, что ему сопереживают, разделяют его боль, он становится щедр, даёт больше чаевых. Таков закон рынка, усвоенный Дитрихом еще в раннем возрасте. Жаль, всплакнуть не получится. Нет такого таланта.
Про себя Дитрих помянул крепкими ругательствами и незнакомого ему Фрэнка, и эту сомнительную дамочку.
Утро вновь начиналось не так как хотелось. Гадкое, с позволения сказать, утро.
Дама обмахнула себя платком. Поняв, что с поставленной задачей платку не справиться, извлекла из миниатюрной сумочки тошнотворного светло-розового цвета веер. В лавке и в обыденные-то дни было душно, а, учитывая сегодняшнюю жару, воздух просто плавился. Жестяные крыши домов сухо шипели, калились докрасна, превращая жилища в топки печей.
– Мы хотели сделать чучело, но никто не захотел выполнить эту работу.
– Простите – чучело? – Дитрих не смог спрятать своего удивления за маской скорби.
– Да, чучело. Тогда бы Фрэнк был всё время с нами, – дама округлила свои кристально чистые небесного цвета глаза, посмотрела на Дитриха. – Это вас удивляет?
Лишь две мысли посетили сбитого с толку Дитриха. Одна: «она это на полном серьезе!». И вторая: «какие у неё красивые глаза, ещё не обезображенные искрами разума». От нахлынувшей дурноты в глазах потемнело.
Дитрих неуверенно кивнул головой.