Отдых по пятницам - страница 24

Шрифт
Интервал


– Воронцов Данила Сергеевич? – утверждающе-грозный голос.

– Он самый, – беспечно позевывая, ответил я, хотя на самом-то деле у меня внутри все сжималось и напрягалось.

– Городское управление внутренних дел, отдел по борьбе с организованной преступностью, капитан милиции Ивченко Сергей Сергеевич. Разрешите войти?

– Да, пожалуйста.

Началось! Ну, брат, держись! Вошли, не разулись, и принялись деловито осматриваться вокруг. Ничего, знаем ваши приемчики психологического давления. Уж будьте уверены, на меня они не подействуют.

– Хорошая у вас квартира, – деловито заметил капитан, на что его напарник лишь молча кивнул. – Работаете?

– Угу.

Я решил держаться просто, отвечать односложно, дабы не взболтнуть случайно лишнего, поэтому напустил на себя абсолютно пофигистический вид ничего не разумеющего простачка. Ожидал продолжения беседы, но следователь внимательно посмотрел на меня, словно изучал каждую морщину но моей роже, а потом произнес:

– Собирайтесь, Данила Сергеевич. С нами поедете. Разговор у нас долгий и серьезный.

– Эээ… а по какому, собственно, поводу? – я ожидал подобного, но не столь скоро.

– А вот у нас и поговорим. Есть повод. И очень весомый, уж поверьте. Собирайтесь, собирайтесь, – последние слова он произнес как-то ласково, с нотками снисхождения в голосе.

– Так суббота ж. Выходной, как-никак.

– У вас?

– А у вас?

– Собирайтесь.

Ну что ж. Спорить далее было бессмысленно, а потому я подчинился воле закона, умылся, оделся.

– Я готов.

– Тогда поехали.

Ехали молча, но быстро. Молчание угнетало еще больше, нежели заковыристые вопросы следователя, и я по опыту знал, что это один из пресловутых ментовских приемов психического воздействия. Мрачное здание, мрачные и полутемные коридоры (экономия электричества), старый и обшарпанный кабинет с видавшей виды мебелью и местами порванный, зеленого цвета, старый диван в углу.

– Берите стул, присаживайтесь.

Капитан Ивченко был вежлив, насколько позволяла служба, и даже какой-то равнодушный. Он не проявлял эмоций, говорил ровно и монотонно, в его глазах не было злобы или доброты, ненависти или приязни. В них была только деловая пустота и настойчивость опытного сыскаря.

Я повиновался, придвинул шатающийся, как корабль на волнах, стул и аккуратно опустил свой зад, боясь грохнуться на пол. В дверь тут же постучали и в проем сунулась огромная голова, наполовину лысая, с перебитым носом.