ЯблоковСад. Воспоминания, размышления, прогнозы - страница 22
Мы с Сергеем Евгеньевичем Клейненбергом искали, чем заниматься дальше… Я, как морфолог, занимался адаптациями: исследовал морфологические структуры и их функции. Возникла идея перенести «изобретения» природы в технику, то есть идея бионики. Я тогда не понимал зловещести этой идеи, был в эйфории, что, мол, морфология открывает какую-то структуру, а потом делается техническое устройство, которое копирует эту структуру, и получается нечто более эффективное, чем обычные человеческие изобретения. Ведь морфологическая структура живого организма отработана природой, эволюцией. Клейненберг очень всерьез к этому отнесся. И был сделан научный совет по бионике в Академии наук, куда вошел и Клейненберг. Возглавлял совет Аксель Иванович Берг, такой грандиозный оборонщик, очень приличный человек и в большой дружбе бывший с Клейненбергом. Но в результате оказалось, что вся бионика была направлена на оборонную промышленность и создание военной техники.
С Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским. Обнинск, конец 1970-х гг.
Эта эпопея вот чем для меня кончилась. Дельфинов начали исследовать с точки зрения служебного использования. В СССР впервые в неволе дельфины стали содержаться в Казачьей бухте в Севастополе, потом в Геленджике. Это были военные базы. И тогда я мог пойти по этому пути, войти в научные программы, которые используют дельфинов, и получать финансирование. Многие люди и организации так и сделали. А я отшатнулся. Когда понял, что дельфинов хотят использовать для военных целей, я не захотел в этом участвовать. Я ушел резко от морских млекопитающих в том числе и потому что был против использования бионики и дельфинов в военных целях. Мне казалось это неправильным. И я ушел в сторону. Мне не хотелось заниматься оборонными вещами, хотя, конечно, я об этом прямо не говорил. Да и нельзя было открыто сказать – это был бы крест на любой карьере.
В этот период я как раз и встретился с Тимофеевым-Ресовским.
Сергей Евгеньевич Клейненберг к тому моменту, наверное, дал мне все, что мог дать. Он дал мне возможность организовывать экспедиции, дал поддержку. Но мои научные поиски его уже не особенно интересовали. Он стал профессором и с удовольствием занимался организационной работой в институте. Он был очень надежным моим щитом и ракетой-носителем. Но он не был уже моим научным вдохновителем. А в науке нужно, чтобы были вдохновители, учителя. Одному в науке невозможно, гиблое дело. Ты будешь обязательно повторять то, что делал кто-то другой. Может быть, математик может проявить свою гениальность в одиночку. А в естественных науках это невозможно. Нужно обязательно быть на каком-то фронте, развивать его и при этом чувствовать, что справа и слева от тебя работают другие люди и ты знаешь, что они делают. И в этом отношении встреча с Тимофеевым-Ресовским была подарком судьбы, определившим мое дальнейшее существование как ученого.