— Поправлю тебя, Алеша, может
применяться с целью самозащиты.
— Там явно был не тот случай! Разбил
окно в его спальне и очки! И все это без весомых причин.
Максим Федорович повернулся к сыну и
одарил его испепеляющим взглядом.
— Прошу прощения за сына, — кивнул
Столыпин, — по поводу окна. Мы принесли с собой стекло лучшего
качества. Кузьма и Захар быстро все починят.
— А что ж не сам Антон Максимович? Он
разбил, пущай сам и вставляет… — с сарказмом в голосе сказал
Саша.
— Александр Павлович, Антошка у меня
руками совсем плохо работает. Боюсь, только хуже сделает. — Саша
снисходительно посмотрел на Антона и пожал плечами, соглашаясь с
Максимом Федоровичем.
Саша отошел в бок пропуская рабочих
со стеклом. Виконт Столыпин толкнул сына и тот начал подниматься в
комнату Симона. Мы направились за ними.
Когда в комнату дворянина Когана
зашли Столыпины и мы всем составом, Симон аж сглотнул ком. Он
ошарашенно смотрел на нас, видимо, ожидая самого плохого. Но, когда
мы встретились взглядами, он выдохнул осознав, что все хорошо.
— Симон Георгиевич, простите за
вчерашнее. Произошло недопонимание, — выдавил из себя Антон.
— Хорошо, — промямлил Симон.
— Ну все, надеюсь конфликт исчерпан,
— улыбнулся Максим Федорович и потер ладоши, — и прошу вас
Александр Павлович, немедля сообщить герцогу Никольскому о нашем
визите.
— Обязательно, — улыбнулся Саша.
— Премного благодарен. Можно вас на
маленький разговорчик, сударь? — позвал он Сашу в коридор.
— Видишь Тоша, как просто, — тихо
сказал я виконту, — а еще проще было бы просто не вламываться.
Антон резко повернул голову в мою
сторону, зыркнул и покинул комнату.
Через час Столыпины и их рабочие
ушли. Все выдохнули с облегчением. В этот вечер нам Аленка накрыла
в гостиной, и мы ужинали вместе. За столом было тихо, но пара рюмок
клюквенной настойки развязала языки братьев. Мне к сожалению, было
нельзя, но один вопрос меня сильно интересовал.
— Саш, что Столыпин хотел? — задал я
вопрос и гостиная погрузилась в тишину вновь.
— Симон, ты доел? — спросил Саша.
— Да, было очень вкусно,
благодарю.
— Оставишь нас с братьями
наедине?
— Да, конечно.
От происходящего мне стало неприятно.
Симон слишком много помогал мне и братьям, а мы его спровадили,
хотя всем было понятно, что разговор будет именно о нем.
— А его было обязательно выгонять?! —
спросил я.