— А давайте обменяемся номерами? — я повернулся и уставился на
её порозовевшее лицо. — Вдруг мне понадобятся услуги волшебника,
а?
Она подмигнула, и мне не оставалось больше ничего, кроме как
дать липовый номер. Тем не менее, доступ к нему был. Позвонит — я
почувствую.
***
Екатерина Семеновна Распутина
«Очень необычный этот электрик-волшебник, — раздумывала Катя по
дороге домой. — Вроде, простолюдин, но держится, как обученный
манерам аристократ».
— У вас всё в порядке, госпожа? — донёсся до неё голос
телохранителя. — Ваш отец попросил нас спрашивать о вашем
самочувствии каждый час. После событий… в поезде…
— Всё в порядке, Иван, — кивнула Катя и вернулась к своим
мыслям.
«Манеры и движения характерны для дворянина. Но явно не как у
обычного рабочего… Может, он не тот, за кого себя выдаёт? Или мне
кажется, — девушка запрокинула голову, закрыла глаза и тяжело
вздохнула. — Да и пальцы у него музыкальные, словно он всю жизнь
играет на виолончели или фортепиано. Разве простолюдин может
позволить себе нечто подобное?»
Тем временем до неё донёсся разговор телохранителя с кем-то по
телефону. Точнее, обрывок разговора.
— …странно всё это. Семён Семёнович сказал, что Бирюскина убил
кондиционер. Однако, это «Бэш», австрийско-германская техника. Ты
же сам знаешь, Вадос, из какого материала они её делают. Странно.
Техника — на века! Может, какой мастер или там, техник пошурудил в
схеме? Вот и сдох барончик?
«Техник? Как Георгий? — невольно подумала Екатерина. — Нет,
Георгий точно бы не сделал подобного, да и не смог бы!»
Но переживания относительно смерти юного барона оказались
вишенкой на торте. Потому что были и другие причины, чтобы сидеть с
испорченным настроением. Гораздо более серьёзные, чем смерть
аристократа.
Когда девушка вернулась в родовой особняк, её встретили со всеми
почестями. Подарили цветы, накрыли на стол. Отец расцеловал свою
дочь, но уже тогда, на пороге дома, она поняла, что с её родителем
что-то не так.
Семён Семёнович Распутин заговорил о проблемах лишь только после
завтрака, потому что нельзя было говорить плохие вести во время
приёма пищи. Так было заведено в их семье.
— Пуришкевичи, — Семён Семёнович сидел в кожаном кресле в
приёмном зале и смотрел на свою дочь, которая и стала инициатором
разговора, — начали давить на нас.