Но вот Кирюша, сволочь старая,
запихнул меня сюда, лишив тренировок на магическом полигоне и
отобрав возможности полноценно совершенствоваться.
Бабушка моя не особо противилась
предложению старика. Даже, наоборот, воодушевилась идеей закрытой
школы, чтобы я пропустил боевые сборы и не стал боевым магом, как
мои родители. Она опасалась, что я тоже погибну, только вот ее
забота вышла мне костью в горле.
— Итак… — раздался голос из динамиков,
которые были под потолком. — Музыкальная школа имени Чайковского
представляет вам лучшего ученика второго курса! На сцену выходит…
выходит… — невидимый мне диктор начал запинаться, словно не мог
правильно прочитать мою фамилию.
По крайней мере, так должны были
подумать многие из присутствующих. На самом же деле меня не
объявляли по одной простой причине: я стоял за сценой и
зевал.
— Гоша, твою налево, — Альберт
подтолкнул меня с лицом, полным ужаса. — А ну, рысью на сцену! Не
позорь нас!
— Ой, да, — я хмыкнул и, цокая
неудобными туфлями по паркету, вышел в центр этой
богадельни.
Присутствующая знать сидела на стульях
в десяти метрах от импровизированной сцены. Они с интересом
смотрели на меня, на музыкальный инструмент в моих руках и,
кажется, желали услышать какой-то шедевр. Но хрена с два вам,
уважаемые.
— Георгий Олегович Раскатный! —
диктор, кажется, описался от счастья, что я вышел. Всё же
позориться никто не хотел. — Представит вашему вниманию сольное
выступление на виолончели.
Затем диктор начал рассказывать
чуть-чуть о моей жизни: что мои родители были боевыми магами, но я,
такой сякой, решил избрать путь музыки. И в общем, что я
молодец.
Было немного противно слушать всю эту
ерунду.
«Ну, сейчас у вас будет незабываемый
спектакль, — я остановился около небольшого табурета. —
Готовы?»
Я даже на стул не сел, чтобы правильно
обхватить виолончель. Поднял взгляд к потолку, приметил сотню
светодиодных светильников, которые освещали зал, и одним желанием
погасил их.
Это было очень легко. Для меня,
разумеется. Хоть проводка и была скрыта от глаз, я чувствовал
магический ток. Видел, как его импульсы геометрической паутиной
«струятся» по проводам. Я собрал их воедино и просто впитал,
обесточивая целый зал.
Сначала к зрителям пришло удивление.
Затем начался галдеж и шум. Кто-то вскакивал со своего места и в
кромешной темноте пытался дойти до двери, опасаясь за свою жизнь.
Кто-то начал верещать, а стража князя, который сидел на
возвышенности у дальней стены, попыталась включить
фонарики.