Выборы, состоявшиеся в Гётеборге, на мой взгляд, с очевидностью продемонстрировали, что и в социологическом сообществе срабатывают избирательные технологии, воплощением которых стал Майкл Буравой. Основанная им так называемая «публичная социология» и стала самым действенным инструментом решения избирательной задачи. Бесконечная публичность и мобильность, яркость и сценичность выступлений, инструментарий, заимствованный в СМИ, – все это сработало на все сто процентов. И хотя, безусловно, мировой научный авторитет Буравого не подвергается никакому сомнению, но именно ориентация на публичность обеспечила ему триумф.
Триумф, кстати сказать, чего или в каком смысле?
Думается, прежде всего, политический. Судя по всему, Буравой последовательно и успешно проводит в жизнь концепцию перманентной революции в социологии, подразумевающей, что ядро и энергия («энергетика») современной социологии находятся на периферии традиционных и исторически сложившихся центров генерации и распространения социологического знания. В рамках этой концепции МСА играет важную роль в качестве авторитетного форума всех социологий мира, на котором партию первых скрипок, по мысли Буравого, призваны сыграть новые исполнители. Да и сама партитура социологии, естественно, существенно видоизменяется. Ее научно-академическая миссия уступает миссии публично-преобразовательно-конструктивистской. Четко по одиннадцатому тезису о Фейербахе, но в применении к социологии. Все это очень интересно и важно. Как на это отреагирует все мировое социологическое сообщество? Коснется ли это только МСА или более широких сфер институализиро-ванной социологии? Ближайшие годы станут ответом на поставленные вопросы.
Стоит ли удивляться тому, что по своему внутреннему смыслу избирательный процесс в Гётеборге носил отчасти политизированный характер, ибо переориентация социологии – задача не столько академическая, сколько конструктивистски-политическая. В какой степени это осознавали голосовавшие участники конгресса? Сказать трудно. Сам Майкл Буравой, надо полагать, для себя (и не только) четко формулировал цели и задачи. Остальные участники находились на различных этапах осознания.
* * *
Конгресс, как принято говорить, уже стал достоянием истории. Оценить его несколькими словами невозможно, ибо он – отражение (и достаточно адекватное) положения социологии в современном обществе, вернее, в современных обществах. В любом случае, конгресс заставил задуматься о том, что в науке за «лесом» частных задач существуют большие стратегические направления. Возможно, в этой отрезвляющей функции и была его основная недекларируемая задача. И с ней он справился, на мой взгляд, вполне.