Труды по россиеведению. Выпуск 4 - страница 13

Шрифт
Интервал


А ты, до беспамятства рада –
У Иверской купишь цветы,
Сидельцев Охотного ряда
Поздравишь с победою ты.
Ты скажешь: «Пахну́ло озоном –
Трудящимся дали права!»
И город малиновым звоном
Ответит на эти слова.
О, Боже мой! Боже мой! Боже!
Кто выдумал эту игру?!
И снова погода, похоже,
Испортиться хочет к утру.
Предвестьем Всевышнего гнева
Посыплется с неба крупа.
У церкви Бориса и Глеба
Сойдется в молчанье толпа.
И тут ты заплачешь. И даже
Пригнешься от боли тупой.
А кто-то, нахальный и ражий,
Взмахнет картузо́м над толпой.
Нахальный, воинственный, ражий –
Пойдет баламутить народ…
Повозки с кровавой поклажей
Скрипят у Никитских ворот.
Так вот она – ваша победа,
Заря долгожданного дня!..
Кого там везут? Грибоеда.
Кого отпевают? Меня!
А. Галич
<ноябрь 1971>

Памяти Афанасия Фета

Здесь человек сгорел…

Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось в отчизне,
Всё сгорело дотла.
Роковые изъятья,
Неназначенный бал.
Край светлейшего платья
Разве я целовал?
Как в иную присягу
На погибель и рай
Небывалого стяга
Независимый край…
Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось в отчизне.
Всё сгорело дотла.
Всё в снегу, точно в пепле,
Толпы зимних пальто.
Как исчезли мы в пекле,
И не видел никто.
Я грущу о зажиме
Чрезвычайной тоски,
Как при старом режиме
Вашей белой руки.
Вспомнить – сажей несметной
Так и застится высь.
– Да была ли бессмертной
Ваша личная жизнь?
Есть ли Вечная запись
В Книге Актов благих?
– Только стих.
Доказательств
Больше нет никаких.
В. Соколов

Голос за снимком

Когда у роковой черты
я обживал углы подвалов,
и зону вечной мерзлоты,
и малярийный зной каналов,
когда, угрюмый нежилец,
я только верою и выжил
и в мир вернулся наконец –
я словом погребенных вышел.
Я – прах, и если говорю,
то говорю по праву мертвых,
на мясо списанных зверью,
в цементный порошок истертых.
Я – пыль заводов и полей,
просеянная сквозь решета
статей, этапов, лагерей,
бараков и могил без счета.
Я – персть земли, и если персть
глаза неплакавшие колет,
не говорите: это месть,
скажите: мертвые глаголют!
И не стращайте! Что конвой,
кому сама земля охрана!
Я – вдох один, но выдох мой –
От Соловков до Магадана.
О. Чухонцев

«Собрался к маме – умерла…»

Собрался к маме – умерла,
к отцу хотел – а он расстрелян,
и тенью черного орла
горийского весь мир застелен.
И, измаравшись в той тени,
нажравшись выкриков победных,
вот что хочу спросить у бедных,