«Паутина», как новая реальность, видоизменяет понятия традиционной философии. Они обретают новое существование в качестве технических артефактов: объекты превращаются в ресурсы, собственные имена – в единые индикаторы, онтология бытия – в семантические онтологии «паутины»52. Это превращение философских концептов не остается без последствий для смысла понятий, которые были вырваны из их прежнего нормального контекста. Язык «философии паутины» обретает свой специфический смысл только внутри того универсума, к которому он относится. Для него уже не существует иной универсум, с которым имеет дело традиционная философия. Что же практически дает нам «философия паутины»?
Можно ли считать «паутину» расширенным самостоятельным разумом или необходимо следовать возникшему на ранней стадии Интернета представлению, согласно которому машины скорее увеличивают, нежели замещают интеллектуальность человека? В этом контексте Александр Моннин и Гарри Гальпин ставят «наводящий» вопрос: философствуем ли мы сегодня так, как и в прошлом, с тем же предметом и в том же стиле? Есть ли смысл находиться внутри установленных традиций, таких как феноменология или аналитическая философия, если их собственные понятия пересекают свои границы, используя язык, только поверхностно кажущийся идентичным традиционному языку? «Философия паутины» придает всем этим вопросам свой уточняющий смысл и свое уточняющее значение, которые должны отразить происходящий качественный сдвиг в сознании общества и в толковании философских категорий.
В конечном счете, считают авторы, «философия паутины» только начинает свое движение. Философская инженерия позволит философам расширить применение категорий, используя их в оценке не только человеческих, но и нечеловеческих существ как технических артефактов, которые стали регулярными составляющими нашего мира53.
Это – принципиальное замечание, определяющее коренное изменение отношения к иерархии смыслов.
Рождение нового специфического универсума свидетельствует о том, что мир изменился. В изменившемся мире изменяются иерархия смысла и его язык. Теперь его опорой оказываются не прежние канонические понятия, а совершенно новые, отличающиеся от прежних.
Это представление безусловно отражает завершение процесса деконструкции культуры. Культура обретала свою архитектонику на основе языка философии как канала перевода хаотичного сознания общества в упорядоченное состояние, совпадающее с цивилизационной истиной как истиной знания, справедливости и красоты.