Две коровы у реки ели мирно лопухи.
Одинаковы снаружи. Очень разные внутри.
У одной коровы томный, изумрудный нежный взгляд.
У другой – несчастный, колкий, исподлобья, как снаряд.
Первая слегка игриво крутит хвостик и бедром.
А вторая очень грустно рассекает травку лбом.
Возле первой хороводы из молоденьких бычков,
А вторая не дождется даже взгляда старичков…
Первой смех искрится чистый по долине, вдоль полей.
У второй слеза коровья, сопли, вопли – пожалей.
Посмотрел пастух на телок, подобрался, подошел,
Про коровьи, про страдания разговор у них зашел.
«Ты пошто така смурная ходишь, краше в гроб кладут?
Аль не видишь, как другая шлет улыбки там и тут?
Разве поутру не в равных вы выходите в поля?
Разве пьете здесь водичку не с единого ручья?
Разве краше шкурка первой, чем у чистенькой второй?!
Разве есть причины плакать? Плохо выглядеть больной!»
А вторая отвечает, чуть с надрывом, сквозь поток:
«У нее лопух послаще, шелковистее платок,
Колокольчик вон из злата, да поласковей бычок!
Лабутены на копытах, а в колечке бриллиант,
Даже стойло из Милана, за какой такой талант?!!!»
Покивал пастух в раздумьях, да как выдаст на гора:
«Ты сама такая дура! Повзрослеть давно пора!
Только лаской и задором, сквозь улыбочку, любя,
Ты сполна получишь злата, море ласки и добра!
А когда в Миланском стойле вновь заплачешь, что опять
Не того покроя платье и не в тех шелках кровать…
Ты тихонько разбегайся, да как дай башкой в бетон!
Чтоб твой мозг тупой взорвался!
И вернешься в отчий дом!»