Антон, конечно же, помнил. Согбенная старуха с клюкой, в очках с толстыми, мутными, почти непроницаемыми стеклами, стояла перед его глазами, как живая.
– С ваших слов сказано, что данная старушка каким-то особенным образом крестилась.
– Ну, не знаю, – Антон засомневался. – Просто перекрестилась, кажется. А что, есть разница?
– Разумеется, – оперативник зашуршал документами. – Христиане совершают крестное знамение по-разному. Например, у православных принято троеперстие, у старообрядцев – двуперстие. У вас сказано, что Матвеевна крестилась ладонью. Вы уверены?
Антон почесал затылок.
– Кажется, да.
– Слева направо? – уточнил Решкин.
– Вроде бы да… сначала лоб, потом плечи, потом вниз.
Решкин удовлетворительно кивнул.
– Дело в том, что ладонью, то есть пятью пальцами, в память о пяти ранах Христа, крестятся католики.
– Откуда вы такие тонкости знаете?
Оперуполномоченный кашлянул.
– Так ведь я на историческом учился в свое время. Историю религий мы проходили, вот и задержалось в голове.
– Это значит, что Матвеевна – католичка?!
– Вполне возможно. Это рефлекторные движения, поэтому их трудно контролировать. Для нас важно, что область поиска значительно сужается. Достаточно отфильтровать преступников по вероисповеданию… Католики в наших краях – птицы редкие.
…Антон узнал ее мгновенно, хотя женщина на фотографии, казалось, совершенно не напоминала неловкую провинциальную доярку в резиновых сапогах, которая встретила его в Мелогорске. Снисходительно улыбаясь, с экрана на него смотрела красивая, самоуверенная, знающая себе цену девушка с игривой темной челкой над миндалевидными восточного разреза глазами. Если бы не эти запоминающиеся кошачьи глаза, Антон мог бы ее запросто проворонить.
– А-а-а! Богиня Вачковская! Дочь Графини! – произнес лейтенант. – Вот свезло вам, Антон Вячеславович, вот свезло. Довелось вам, как сказал поэт, поручкаться с самим семейством Вачковским, а это дорогого стоит. Знаменитые местные шулера, мама и дочка, главари местной картежной мафии. Уверены, что это те самые?
У Антона от нахлынувших эмоций временно отказал речевой аппарат, и он только кивнул, переводя глаза с одной фотографии на другую. Он просто не верил, что после удара судьбы ему улыбнулась удача.
Две преступницы. Одна помоложе, в которой он узнал девушку Марину, а другая постарше, лет пятидесяти, с тяжелым змеиным взглядом – на фотографии она с вызовом смотрела прямо перед собой, поджав губы. Кошка и змея. Насчет кошки сомнений не было, и змея была та самая, что представлялась ему Матвеевной и нотариусом, в этом он был совершенно уверен.