– Да что же это?! – отчаянно выкрикиваю я, и бью их редкими очередями своими лучами, пытаясь вырвать с их цепких лап свои нити. – Зачем вы показываете мне всех этих нелюдей? Что вы хотите от меня?
Мне показалось, что я прошел по всем кругам ада. Я был полон сомнений, одолевали несуразные вопросы и нелепые мысли, голова шла кругом, и в душе поселились тревога и уныние. Еще немного, и я бы впал в депрессию. Издалека раздался голос, зовущий меня:
– Таборчи! Таборчи!
Постепенно я пришел в себя и увидел Нумлаху, который стоял рядом со мной, над этим болотом, пытаясь схватить меня за руку и говорил:
– Таборчи! Очнись, парень! Молодец, Таборчи! Ты сумел справиться и сделал лучше, чем я думал. – Нумлаха посмотрел на меня и улыбнулся, – Ты постарался совладать своим страхом, и начал биться за свою душу. Я горжусь тобой. Но, это еще не все твои страхи.
– О! Господи! Когда все страхи обойду? Что за это место? – Я все еще был озадачен этими страхами, так что спросил: – И так чего же на самом деле надо бояться?
– Это место жадности, обжорства, глупости, и здесь же много обитает духов болезней, – Нумлаха выглядел серьезным, даже мрачным, – которые питаются этими человеческими пороками. Тебе не нужно бояться их. Потому что тебе придется с ними бороться, если душа человека попадет в это болото. Твоя задача – суметь защитить и вытащить ее. Понимаешь, есть люди, которые в своей жизни совершали преступления, приносили другим зло, и, когда они остаются одни, их серьезно беспокоит совесть. Ты видел, как одна тварь рвала себя? Так это те души людей, которых мучила совесть. Создания эти питаются и страхами таких людей.
– Жадность и глупость ведут нас к вражде,
Ложь в оправдание взяли себе.
Ненависть кровью кипит у людей,
Много потерь средь родных и друзей.
И снова умоется кровью страна,
Зависть до ручки нас довела.
А в мире свободном, красот и тепла,
Заповедь есть – не делать вреда, —
пришли мне стихи на память. «Кладезь поэзии», – усмехнулся я себе.
– Ты специально мне не помогал? – спросил я, глядя, как «надувные животы», так назвал эти безликие головы, раскрывали широко рот, и проглатывали тех, кто падал в болото, после битвы. И снова возник стих об обжорстве. Только чьи стихи были, мне уже было не важно. Они рвались, словно, на свободу:
– Бездонна бочка, как живот.