Сергей вскочил и, чуть не плача, побежал на кухню. Маша сидела у окна и читала журнал «Юность». На обложке журнала двое – бронзовая девушка и бронзовый парень – сидят возле большого камня и смотрят в море.
– Машенька! – тревожно позвал Сергей. – Пойдём погуляем.
Синие её глазищи, вокруг которых образовались глубокие впадины, насторожились из-под жёлтой копны волос. Вся напряглась. В глазах её были и испуг, и сострадание, и еще что-то такое, что Сергей никак не мог прочесть.
– Теперь уже мы никуда не пойдём, Сережа. Никуда больше не пойдём, – с нарастающей отчаянностью сказала она.
– Нет! Машенька! Мы посмотрим наши лилии. Пушистые, прозрачные лилии. Машенька! Такие прозрачные лилии, – все повторял он.
Маша, пересилив себя, молча ушла в комнату. Молча накинула на себя пальто и направилась к двери.
– Лилии! – закричал он в отчаянии. – Машенька!
Но близкая, родная Машенька, больно кусая губы, рванула дверь и выбежала.
Дверь осталась открытой настежь. И это виделось ему страшной пропастью, в которую ушло самое близкое, не взяв его с собой.
Ночь темнела за окнами. Он, трезвея все больше, смотрел на яркие звёзды и всё ждал: вот войдёт она, сядет у постели и шёпотом скажет:
– Ну, пойдём, посмотрим твои лилии.
Самые тягостные для меня минуты – это в пятницу вечером. И ужин невкусный, и кино по телевизору неинтересное.
Жена, конечно, всё прекрасно замечает. Только не подаёт вида.
– Ешь суп, пока не остыл, и не выкаблучивайся, – приказывает она. – Знаю, куда клонишь. Ничего у тебя сегодня не выйдет. Завтра, как миленький, будешь сидеть дома. Сыта я уже твоей рыбалкой. С меня хватит.
– А я и не прошусь, – говорю, хотя сердце от обиды кровью обливается.
– И правильно делаешь, тебе не на что рассчитывать.
– Аннушка!..
– Хватит! Москва слезам не верит, – жёстко заключает она.
Послушно ем. Молчу. Едва сдерживаю слёзы. И жаловаться некому.
Потом лежу на диване, читаю журнальные статьи под рубрикой « Для дома, для семьи», которые жена специально для меня откладывает к пятнице. Аннушка между тем у соседки.
Страдания мои усиливаются по мере того, как за окнами наступает ночная заполярная белизна: завтра наверняка будет хороший клёв. Надо бы крючки приготовить. Серёжа где-то на улице носится. В комнате тихо. Злорадно тикает будильник.
Незаметно задремал. И сразу же вижу, как наяву, сиреневые сопки вокруг, молочно-белую речку, сияющую вдали, словно расплавленный металл. Красотища – сердце готово выпрыгнуть! Плетёмся с другом в сторону Серебрянки. Ноги сами идут, словно птицы, парим над салатно-зелёным низовьем. Потом, добравшись до места, ставим палатку. Берем закидушки, удочки и отправляемся к речке.