Турцию до недавнего времени небезосновательно называли одной из самых вестернизированных стран на Ближнем и Среднем Востоке. В начале 2000-х годов вообще казалось, что Анкара обречена стать полноценным членом западного мира во всех формальных и неформальных аспектах вплоть до вступления в ЕС. Тогда официальное признание за Турцией статуса кандидата на членство в ЕС на Хельсинкском саммите 1999 г. дало мощнейший импульс демократическим преобразованиям внутри страны. Однако «золотой период» европеизации Турции оказался очень скоротечен и фактически завершился с началом официальных переговоров с Брюсселем о вступлении в ЕС осенью 2005 г. Нисходящая динамика политического взаимодействия и рост разочарования друг в друге – таковы основные характеристики отношений Турции и ЕС начиная со второй половины 2000-х годов. Чрезвычайно медленный, особенно в сравнении с опытом интеграции в ЕС стран Центральной Европы, процесс открытия «глав» для переговоров с Анкарой и формальное замораживание переговорного процесса из-за «кипрского вопроса» в декабре 2006 г. сделало перспективы вступления Турции в ЕС чрезвычайно туманными.
Стагнация евроинтеграции отчасти имела эффект отложенного влияния на сотрудничество Турции с ЕС и США в сфере безопасности и борьбы с терроризмом. Опора на джихадистов в региональной политике в 2010-е годы стала не только тактическим ходом, направленным на свержение режима Асада в Сирии, но частью долгосрочной стратегии по использованию негосударственных акторов как инструмента наращивания своего влияния на Ближнем и Среднем Востоке, чем в свое время активно и небезуспешно занимался Иран. Особое отношение турецких спецслужб к джихадистам, воюющим в Сирии, и их свободное перемещение по территории Турции, как и налаживание контактов с ХАМАС и организацией «Братья-мусульмане», по сути, стали составными частями единой стратегии, направленной на закрепление за собой роли «центрального государства» региона.
Отчуждение от нормативной модели европейской безопасности совпало с началом политической делиберализации внутри самой Турции. С каждыми новыми выборами ПСР последовательно наращивала свою электоральную базу и все меньше нуждалась в «факторе ЕС» для мобилизации сторонников и противостояния политическим оппонентам. Если в 2002 г., когда ПСР приходила к власти, обещания демократических свобод были чрезвычайно важны как гарантия политического выживания консервативно-исламистской ПСР перед угрозами со стороны светской кемалистской элиты, то c 2007 г. ПСР уже обладала достаточной социальной базой, чтобы развернуть борьбу против своих идеологических противников (знаменитые дела «Эргенекон», «Кувалда» и др.). Каждый новый выборный цикл (2011 г., 2014 г., 2015 г.) знаменовал новую волну делиберализации – уголовное преследование политических активистов, нормативные ограничения на свободу слова и собраний, жесткое подавление протестных выступлений.