Что мы считаем картой?
Способ репрезентации окружающей среды, который в определенный момент в Средние века начал называться «картой», появился раньше письменности, хотя современные определения часто делают невозможным рассмотрение ряда визуальной продукции в качестве картографической. Российская картография определяет карту как построенное в картографической проекции, уменьшенное, обобщенное изображение поверхности Земли, другого небесного тела или внеземного пространства, показывающее расположенные на ней объекты или явления в определенной системе условных знаков, – т.е. с нашей исторической точки зрения, практически игнорируя ту визуальную продукцию, которая была создана ранее. Наиболее широкое определение карты – «графическая репрезентация пространства, которая соответствует пространственному пониманию вещей, концептов, условий, процессов или событий в мире» [Harley, 1992] – позволяет включить в анализ большое количество материалов, в том числе средневековых религиозных изображений и произведений искусства, и скорее используется культурологами и искусствоведами [Branch, 2014]. Согласно этому подходу, первые упоминания о том способе репрезентации пространства, который мы называем сейчас картами, можно встретить в Ветхом Завете – у пророка Иезекииля сказано: «И ты, сын человеческий, возьми себе кирпич и положи его перед собой и начертай на нем город Иерусалим» [Branch, 2014].
Развитие пространственных концепций
Несмотря на все концептуальные и формальные изменения, которые прошли от первых сложенных палочек и ракушек на Маршалловых островах до современных навигаторов, карта остается крайне неточной и очень субъективной моделью действительности. Распространенный некритический подход пользователей к современной картографической продукции, вызванный доверием к технологии и строгой современной визуальностью карт, приводит практически к слепому доверию и, как следствие, обладает громадной силой и властью [Perkins, 2008].
До XV–XVI вв. европейская картография была очень ограничена и в основном состояла из навигационных карт побережий, схематических маршрутов и символических религиозных репрезентаций [Kramptom, Krygier, 2014]. Развитие именно этих ветвей картографии объяснятся рядом социальных и экономических причин и отображает господствующую картину мира, в которой пространство воспринималось дискретно, набором уникальных мест, а не геометрически определенным, непрерывным пространством, которое в большей степени определялось временными координатами. Преобладание вербального способа описания над визуальными также вполне соотносится с этой картиной мира, которая подразумевает мир как набор уникальных мест, поскольку каждое место может быть аккуратно описано без необходимости выявлять и понимать пространства между конкретными местами [Branch, 2014]. Эта пространственная концепция прослеживается и в использованных визуальных методах. Города, уникальные и чрезвычайно важные по нашим современным понятиям места, были внемасштабны. Между ними находилось пустое пространство, не заполненное смыслами, которое в большей степени определялось временными координатами. Стоит отметить, что в этот период развития европейской цивилизации категория «время» доминировала над категорией «пространство». Тот лексикон, который использовался для описания пространства, на самом деле базировался на временных координатах – так, например, испанское слово «espacio» (которое сейчас переводится как «пространство») только в начале XVI в. начало использоваться для обозначении плоскости и только среди профессиональных картографов и космографов [Branch, 2014].