наблюдатель может установить одновременность (или неодновременность) событий действия и наблюдения за действием. Разумеется, это заставляет, в свою очередь, поставить вопрос об этом третьем наблюдении и наблюдателе в той же плоскости. Возможно, что мы застаем очень простую ситуацию, где действуют лишь двое: тогда «мы» и суть тот самый третий наблюдатель. Возможно, мы застаем ситуацию, где действует один. Тогда мы суть второй, тот, кто наблюдает. Мы можем охарактеризовать свою позицию как позицию наблюдения, лишь заняв третью, эксцентрическую, в терминологии Плеснера и Гелена, позицию. Таким образом, никакое событие не может мыслиться в качестве сингулярного, если не отмыслить от него событие наблюдения. Множественные наблюдения являются делом нескольких наблюдателей, причем их наблюдения
одновременны, а одновременность устанавливается лишь наблюдением, которое, в свою очередь, может быть фиксировано в своей одновременности с другими событиями (наблюдаемыми событиями и событиями наблюдения) только в акте наблюдения.
Событие может быть наблюдаемо лишь в некоторой связи с иными событиями, а наблюдение события может состояться лишь в связи с иными операциями наблюдения. Именно в этом месте мы можем совершить решительный шаг.
Откуда, собственно, берется «событие как коррелят наблюдения»? Существуют абсолютные события (события рождения и смерти, основания, сакральные события). Особенность абсолютных событий в том, что они как бы навязывают себя наблюдению и наблюдателю. Но что если речь идет о событиях, не подпадающих под эти категории? Не получается ли так, что именно наблюдатель – последняя инстанция, так что справедливым будет утверждение: «Нет события наблюдения, нет наблюдения без различения, нет различения без мотива». Мотив – это основание различения, «почему»-различения и – таким образом – «почему»-события. Исследуем эту сторону дела несколько подробнее. Опознание последствий своих действий, при более тщательном рассмотрении, оказывается не таким простым делом. Ведь цепочка следствий продлевается во времени и пространстве, и каждое событие, индуцируя следующее за ним событие, делает также и его в некотором роде нашим действием. Например, открыв окно, кто‐то намеревался лишь проветрить комнату, но порыв ветра разметал бумаги, так что оказалось невозможно вовремя найти важный документ, а это, в свою очередь, поставило под угрозу осуществление некоторых договоренностей. Обычная ситуация влечет за собой также обычное вменение: из-за тебя, могут сказать тому, кто открыл окно, сорвалась сделка. Или даже так: ты сорвал сделку. Здесь наложились наблюдения и ожидания разных наблюдателей. Тот, кто открывал окно, не просто перемещал задвижку и двигал раму. Он ожидал, что воздух с улицы смешается с воздухом комнаты, он, если спросить его о смысле его действия, проветривал комнату, а не просто открывал окно. С точки зрения другого наблюдателя, однако, он «устроил сквозняк» и «потерял документы». Эта точка зрения может быть навязана действующему, он может признать, что документы потерял он, именно потому, что не принял во внимание возможность тех событий, которые и привели к такому результату. Он может также в ретроспективе, описывая события этого дня, сказать: «В тот день я потерял важные документы». Таким образом, ситуация, известная нам прежде всего как ситуация переописания событий, получает иное измерение. Открывая окно, действующий поступает интенционально