Россия и современный мир №4 / 2012 - страница 28

Шрифт
Интервал


Еще одной неожиданностью стало уже в марте полное игнорирование Керенским своего избрания в состав руководства Петросоветом. Он с охотой согласился на это еще во время Февральской революции, но потом начал откровенно манкировать своими советскими обязанностями. Керенский уже в марте всецело сосредоточился на работе в правительстве, видимо, почувствовав полную бесперспективность своего реального присутствия в Совете, поскольку это не сулило ему серьезного карьерного роста и успеха. Характерно, однако, что в отставку с этого поста Керенский до сентября сам так и не ушел.

Время с марта 1917 г. совпало с возникновением и распространением в Петрограде и по всей стране настоящего культа личности Керенского – явления нового для революционной России и в чем-то до конца до сих пор так и не объясненного. Культ этот просуществовал очень недолго – примерно с марта до лета 1917 г., быстро сменившись разочарованием в недавнем кумире, которого с легкой руки таких ярких поэтических натур, как Зинаида Гиппиус, Марина Цветаева и Андрей Белый, называли чуть ли не «солнцем» и великим сыном России. Выходцы из городского «среднего» класса, интеллигенции, студентов, чиновников, солдат восхищались простотой Керенского, близостью министра к народу, честным служением его интересам. Но он прошел тогда не только через восхищение толпы, но и через ее поношение и разочарование, когда очень скоро стало ясно, что жизнь простого народа от его красивых слов не улучшается, а, наоборот, ухудшается.

У самого же Керенского весной и в начале лета 1917 г. на глазах росли тщеславие, непомерная самоуверенность, сознание собственной непогрешимости и избранности. Керенский начал откровенно стремиться поскорее избавиться от своих соперников и недругов и стать первым лицом в государстве. Это хорошо видно на примере его мартовско-апрельских столкновений с лидером кадетов П.Н. Милюковым и с учетом некоторых признаний, сделанных им в апреле своему новому французскому другу, министру-социалисту и масону А. Тома, приехавшему в Россию из Парижа. Они показывают, что Керенский не просто «плыл по течению», как до сих пор еще думают у нас многие, а расчетливо и искусно сам строил свою карьеру, не соразмеряя, увы, имеющиеся в его распоряжении реальные возможности с непрерывно рождавшимися у него поистине «наполеоновскими» планами. При этом мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем, принадлежали ли подобные замыслы самому Керенскому или были подсказаны ему, например, все теми же таинственными масонами. Так или иначе, уже тогда он выражал вполне определенное желание лично возглавить Временное правительство, но не был поддержан Тома и отложил на время – но только на время – реализацию этого далеко идущего плана