Решающую роль играл он и при формировании в июле и сентябре новых составов Временного правительства, исходя из своих личных симпатий и преданности кандидатов в министры лично ему, Керенскому. При этом в июле он позволил себе даже повторить тактику Ивана Грозного, внезапно покинувшего в свое время Москву, чтобы заставить бояр дать согласие на введение печально знаменитой впоследствии опричнины.
Но чем помпезнее становился антураж, тем хуже обстояло у Керенского-премьера дело с решением важнейших вопросов государственного значения. Напомним, что еще в марте Временное правительство решило не предрешать волю будущего «хозяина Земли русской» – Учредительного собрания, заморозив, таким образом, на неопределенный срок решение всех самых острых социальных вопросов, включая аграрный и вопрос о выходе России из Первой мировой войны. Внешне подобная тактика как будто свидетельствовала о подлинном демократизме новой власти, готовой послушно выполнить волю всех российских граждан. Однако на деле и Львов, и особенно продолживший его тактику «непредрешенства» Керенский взяли на себя ответственность за окончательное превращение возглавляемых ими кабинетов министров в недееспособные государственные органы, обманувшие надежды многих миллионов россиян, жаждавших скорейшего улучшения своего значительно ухудшегося в 1914–1917 гг. материального положения. Временное правительство вело себя в конце лета и осенью 1917 г. так, как будто история отпустила ему в кредит не поддающееся счету время, хотя его реальный запас оказался более чем ограниченным, а расплата за подобное государственное легкомыслие наступила скорее, чем предполагал Керенский.
Много сил – и, как оказалось, впустую – потратил Керенский, чтобы достигнуть договоренности с назначенным в июле Верховным главнокомандующим генералом Корниловым. Это был своенравный и явно не склонный подчиняться Керенскому профессиональный военный, видевший спасение России в твердом порядке на фронте и в тылу и в неукоснительным соблюдении строгой военной дисциплины, Корнилов позволял себе предъявлять премьеру настоящие ультиматумы и требовал полного невмешательства правительства в свои действия. Он и его ближайшее окружение позволяли себе все это, поскольку генерал был единственным военачальником, добившимся некоторого успеха в начале июньского контрнаступления русской армии. Когда же оно быстро выдохлось и превратилось в позорное отступление, Корнилов стал применять к бегущим от врага поистине драконовские меры наказания, что ненадолго принесло временный эффект. Именно он и заставил Керенского восстановить 12 июля смертную казнь изменников и дезертиров на фронте, хотя применять ее и не удавалось из опасения настоящих бунтов со стороны солдат, которым эта кара то и дело теперь угрожала.