Но понятным образом и память, и интерес сохраняются как удел профессиональных историков, изучающих общественный процесс в России. И сегодня, и через десять лет, и через столетие будут изучать историю России конца XIX – начала XX в., а в исторических текстах (и книжных, и электронных) читатели увидят знакомые имена: Ленин, Николай II, Распутин, Столыпин, Керенский и т.д. И сейчас, и потом будут востребованы оценки этих фигур, их исторической роли и значения, да и личностей тоже.
Оценки эти будут скорее всего разниться – как разнятся они сейчас. В мировом масштабе они разнились всегда. Если в СССР официально всегда был один Ленин – марксистско-ленинский, истпартовский, капээсэсный, то за рубежом по большому счету было по крайней мере два Ленина – коммунистический и некоммунистический; по малому – гораздо больше. Коммунистический Ленин имел два подвида – леворадикальный и умеренный, еврокоммунистический. И некоммунистический Ленин тоже имел два подвида – социал-демократический и буржуазный. Ну и, конечно, все изучающие Ленина за рубежом могли иметь (и имели) свои личные точки зрения на этого политического деятеля и его дела. Это довольно грубое деление ленинианы, в действительности оно более дробное, но и из него явствует, что там, где допускается свободное выражение политических взглядов, единой точки зрения на отца-основателя революционаризма ХХ в., вождя Октябрьской революции и Советского государства не может быть по определению.
Эмоционально-ценностное восприятие Ленина сглаживается со временем, но и сейчас в среде российской диаспоры за рубежом есть люди, воспринимающие (вслед за Буниным) этого человека как «бешеного и хитрого маньяка», а в среде коммунистов – как «человечнейшего человека».
Понятно, что он не был ни тем, ни другим – просто потому, что в этом случае он становится одномерным маркузианским человеком, которому не место в политике. Между тем именно в политике (с позиций современности можно сказать: в реальной политике, в Realpolitik) он проявил себя одной из самых крупных, если не сказать крупнейшей, фигурой ХХ в. Тут все надо учесть: и разрыв с идеологией и стратегией II Интернационала (к какой социальной группе мог бы успешно апеллировать в России собственный, доморощенный Бернштейн или Каутский?); и допущение того, что социальный взрыв может произойти в крестьянской стране, истощенной мировой войной (а до мировой войны Ленин ничего подобного и не говорил); и ставку на социальную дезорганизацию и политический вакуум в России (а не на созревание парламентской, учредительной поддержки) как на благоприятствующий революции фактор; и готовность в ходе переговоров о Брестском мире с Германией отступить, отдать территорию в обмен на время, необходимое для консолидации власти (хотя обсуждение этого вопроса в партии чуть не вызвало ее раскол); и предложение концессионных сделок классовым врагам-капиталистам (и с ними можно и нужно договариваться к своей выгоде). Это послужной список (далеко неполный) гибкого прагматического политика, понимавшего, что на скамье оппозиционера можно просидеть до естественной кончины; революционер же не должен упустить ни одного шанса для взятия власти. Первая мировая война и внутрироссийский хаос дали ему наивыгоднейший шанс, которым он в полной мере воспользовался и без которого Красного Октября просто не было бы. Да можно сказать еще проще: его не было бы без Ленина. Десяток троцких, сталиных, зиновьевых, каменевых не заменили бы здесь одного Ильича. Мог бы состояться альянс правых и левых социалистов на Демократическом совещании, а позже – на Учредительном собрании, и страна пошла бы каким-то иным путем, но вот этого радикального, разрушительного (не кровавого, а именно разрушительного; в Феврале было больше жертв) события Русской революции, именуемой Красным Октябрем, точно не было бы.