– Ты должна взять себя в руки. Невозможно провести в слезах всю оставшуюся жизнь.
Виктория вздрогнула, почувствовав себя беззащитной и легко уязвимой. Один неверный шаг, и глубокая рана ей гарантирована. Конечно, сын сердит на нее, как, впрочем, почти всегда в последнее время. Неужели он не в состоянии смягчиться хотя бы на один день?
– Ральф, я только что вернулась с похорон, – сказала она, чувствуя, что ее голос дрожит. – Мне нужно время. Ты ошибаешься, если считаешь, что я могу сразу вернуться к прежней жизни.
Сын провел рукой по волосам и, взглянув на мать, на секунду задержал на ней взгляд. Он был очень похож на Лео: темные, глубоко посаженные глаза и серьезное выражение лица. И все же они были очень разными, отец и сын.
– Тебе нужно подумать о Саломее. О своей работе… И обо мне. Продолжать жить дальше.
Она грустно кивнула и отвела взгляд. Ральф поднялся и потянулся:
– Я ухожу.
– Что? – Виктория не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал резко, но сын удивил ее.
– А почему нет?
Она снова посмотрела в окно на черное небо над крышами домов.
– Мне казалось, ты захочешь остаться дома сегодня вечером и составишь нам компанию.
– Нет.
Виктория услышала, что он направился в сторону двери.
– Мне нужно уйти, как ты не понимаешь! На меня здесь все давит. Я просто схожу с ума! Иди к Саломее. Ей уже давно пора быть в кровати.
Виктория уставилась на него, словно впервые услышала имя дочери. Любимая Саломея. Малышка ведь еще не ужинала, она должна идти к ней. Необходимо быть сильной, как сказал Ральф, ради благополучия детей. Они – главное в ее жизни, и она любит их всей душой. Но горе словно сковало Викторию.
– Я приготовлю пасту, – сказала она, смягчившись. – Ты поешь перед уходом?
– Я не голоден.
– Но ты давно ничего не ел.
– Перекушу позднее.
Виктория проводила Ральфа взглядом. Он вышел из комнаты, и она слышала, как он зазвенел ключами, которые лежали на столе в холле, надел пальто, обулся и с силой захлопнул за собой дверь. Затем она встала, задернула шторы, отгородившись от холодного вечера, и, медленно переставляя ноги в больших розовых тапочках, спустилась по лестнице к дочери.
Четверг, 10 декабря
– Вот, выпей! – Трейси со стуком поставила чашку на прикроватный столик Кэт и присела рядом. – Как ты себя чувствуешь?
Кэт проглотила слюну: рот пересох, и она чувствовала неприятный привкус. Голова кружилась – слишком много дешевого вина было выпито вчера вечером. Понятное дело, проспав весь день на диване, она была полна сил, и они с Трейси очень долго не ложились, курили и пили красное вино.