В советские – точнее, в сталинские – времена выкристаллизовалось стойкое антизападничество, что в значительной мере объяснялось анти-модернизмом сталинского «проекта» (СССР 1930–1950-х – это выпадение из modernity, т.е. из современности, в основе своей культурно-ментальное). Преодолеваться оно стало уже при Сталине – и главной вехой на этом пути явилась война: Великая Отечественная. Во время освободительного похода советская армия столкнулась с Европой (прежде всего, с бытовой, «хозяйственной» стороны). Это не прошло без последствий. Оправдались сталинские предвидения: советский человек, побывавший за границей, – это уже ненастоящий («испорченный» – в смысле наведения порчи) советский человек. Народный вождь успел наказать народ за «предательство» (пусть и неосознанное или даже потенциально возможное) принципов – и его лично (как творца и хранителя изоляционизма / антизападничества): борьбой с космополитизмом, новым погромом верхушки армии, отказом «праздновать» победителей.
Смерть Сталина означала, что массово карать за интерес / симпатию к Западу уже не будут. И чем больше СССР становился послесталинским, тем сильнее становился этот интерес, появлялись возможности его удовлетворения. Да и образование (школа, вуз) давало людям, к тому чувствительным, основание полагать: если не пространственно и властно, то уж культурно мы все-таки близки Европе. Становясь все более массовыми, эти интересы и ощущения и творили из СССР после-, не- и антисталинскую страну.
В послесталинском СССР тоже сложился «внутренний Запад» – из вызовов НТР, разрядки, глобализации, послевоенной гуманизации и социализации (в смысле: «больше социализма»). Он, конечно, был другим, чем в дореволюционной России: не «верхним» общественным слоем (подобно дворянству), а вестернизированной «прослойкой», осваивавшей западные потребительские стандарты и транслировавшей их (как желанную модель / образ жизни) «в массы». Общество-то уже было массовым. Но тема свободы – в иных, конечно, формах – была ведущей и для представителей этих страт.
Хотя «советский Запад» мыслил «освобождение» как торжество потребительской свободы и был гораздо менее просвещенным и неизмеримо более конформным, чем исторический предшественник37, его представители «работали» на открытие страны, ее синхронизацию с мировыми ритмами. То есть выполняли свою традиционную социальную роль. Вместе с тем искушали «системное большинство» призраком свободы и дарами «мира потребления» (материальными, интеллектуальными, культурными). Состоя с Западом в «холодной войне», страна все больше разворачивалась на Запад (по существу, идеальный «социализм будущего» приобрел в «реальном Западе» конкурента). Окончательно антиизоляционистские / западнические и в этом смысле антисоветские ориентации возобладали на «1/6 части земного шара» в перестроечные и 1990-е годы.