Россия и современный мир №1 / 2016 - страница 44

Шрифт
Интервал


.

В ситуации с Крымом потребность в справедливости оказалась удовлетворена (отчасти, конечно) вовне: Крым – наш (исторически, человечески – всячески). Пусть нет справедливости для каждого, но она возможна для всех: возвращаются «наши земли» – восстанавливаются влияние страны в мире и достоинство ее людей. Взятие Крыма – символический реванш за 1991-й: не только «геополитический», но и социальный (по мнению большинства населения, выйдя из СССР, мы и попрощались со справедливостью). Здесь звучит эхо победного 45-го.

Крым – это символ и, если угодно, идеологическое обоснование нового общественного договора, в основе которого уже не демилитаризация и потребительская стабильность (застой по-постсоветски), но идеи милитаризации и великодержавного реваншизма. Не мир (пусть и плохонький), но война. Причем война справедливая: не случайно информация о ней втискивается нашей пропагандой в сценарий Отечественной – патриотической, победоносной, священной. Дела в высоком смысле народного.

Для власти смысл этого договора – в том, чтобы увести население от социальных проблем, вынести вовне потенциал социального протеста, конвертировать его в «капитал несвободы». А также получить подтверждение собственной силы (ее ощущение «там» высоко как никогда) вовне, демонстрацией мощи и влияния доказать стране свои эффективность и безальтернативность. Для населения это своего рода разрядка: конвертация всего негатива, накопившегося в 1990–2000-е по поводу внутренних бед и неустройств, невнимания и равнодушия внешнего мира в отчаянный жест: «умыть» «укро-бандеровцев», «дать по жопе америкашкам». Да и прочим нашим партнерам.

О последствиях «нового курса» и национальных интересах

Российским ответом на всякого рода национальные унижения (внутренние и внешние) переломных времен стала милитаризация – поначалу сознания (и «элит», и народа). В 1990-е все более широкие круги населения охватывало мнение: мир вокруг России – это угроза; ей нужно противостоять, т.е. вооружаться. Сейчас оно стало едва ли не всеобщим.

Разоружение для нашего массового человека больше не является синонимом безопасности, ее залогом. Безопасный мир, с точки зрения наших людей, это мир вооружающийся. В рамках этого «нового» мировоззрения возродились все советские установки: мы – в своем окопе, кругом враги, займем круговую оборону, по возможности будем переходить в наступление