Россия и современный мир №1 / 2018 - страница 48

Шрифт
Интервал


» [11, с. 225].

Иногда, когда Герцен писал о защите прав и интересов «народа», сложная логика определения цены и последствий протеста отступала на второй план. Так, Герцен одобрительно отозвался о крестьянине, который «убил своего помещика, вступившись за честь своей невесты… И превосходно сделал» – таков был вердикт Герцена [33]. Эти слова цитировал Ленин, чтобы доказать, что издатель «Колокола» был не либералом, но настоящим революционером [43, с. 260]. Ситуация, описанная в заметке, буквально повторяет сюжет знакового для Герцена «Вильгельма Телля». У Шиллера Телль оправдывает и спасает лесничего Баумгартера, который зарубил топором австрийского наместника, пытавшегося изнасиловать его жену – метафорический смысл самозащиты швейцарских кантонов от власти Священной Римской империи [58, с. 8–17]. На Герцена могло оказать влияние и «Путешествие из Петербурга в Москву», где А.Н. Радищев оправдывает сходный поступок своего персонажа [53, с. 271–276]. Можно предположить, что значение высказываний Герцена, так же как и в двух других случаях, выходило за рамки конкретных примеров. Когда, по убеждению Герцена, под угрозой оказывается привычный уклад жизни, и тем более сама жизнь, весь «народ» приобретает право защищаться любыми возможными способами. В период окончательного разочарования Герцена в крестьянской реформе, который пришелся на 1861–1862 гг., «Колокол» публиковал материалы в защиту идеи крестьянского восстания против властей и помещиков. Оно должно было стать новой «народной войной», такой же, как в 1812 г., когда простые люди защищали себя и свою землю от посягательств внешнего врага [31, с. 225].

Начавшееся в 1863 г. восстание в Польше Герцен тоже расценил как акт самозащиты. Его подняла законно стремящаяся к независимости польская нация вследствие агрессии со стороны Российской империи. Герцен описывал столкновение русских войск и восставших поляков как экзистенциальную борьбу за жизнь. Любые средства, которые могли в ней выбрать поляки, считал он, были оправданны [30, с. 41]. Однако читающая публика в России в своем большинстве разделяла совсем другие взгляды. Ее кумиром стал виленский губернатор М.Н. Муравьев – генерал от инфантерии, с особой жестокостью подавивший восстание. Герцен называл Муравьева «вешателем» и «палачом» [9, с. 260], казнящим «людей, лошадей, волов, усадьбы, поля и леса» [7, с. 222]. Поражение польского восстания привело к новому пересмотру Герценом своих взглядов. Польское дело заставило его забыть, что политические революции бесполезны и что теперь наступила эпоха социальных переворотов, которые в силу своей природы должны происходить мирно [12, c. 58].