…Ночью Ярослав никак не мог заснуть. Забросив руки за голову, смотрел в бревенчатый потолок, тускло озаряемый светом лампады, вздыхал, думал.
Ольга внезапно явилась к нему, навалилась медведицей, словно и не было давешнего тяжкого разговора с криками и взаимными оскорблениями и обидами.
Ярослав равнодушно ласкал её полное тело с округлыми выступами грудей, целовал крупные соски, она в ответ дланями возбуждала его естество, с жадностью сосала устами, храпела от страсти, стойно[122] лошадь.
После, исполнив, как положено, супружеский долг, Ярослав гладил её по распущенным чёрным волосам, смотрел в исполненные лукавства раскосые половецкие глаза, шептал:
– Ты не спорь со мной, не гневайся. Я для нас обоих стараюсь.
Жена неожиданно рассмеялась.
– Буду и впредь тебе перечить! Думашь, люб ты мне? Просто замуж мне пора было, и всё! А ты был из всех женихов – самый мне подходящий, и по летам, и по знатности рода. И я княгиней галицкой стать захотела. И вот этого, – она ткнула перстом Ярослава в фаллос, – такожде хотелось. Чтоб не как прежде, а без стыда и оглядки, не боясь, еже кто узрит.
– У нас, верно, дети ещё будут, – осторожно заметил Ярослав.
– Знамо, будут. Кажную нощь совокупляемся, – Ольга весело расхохоталась.
– Давай спать. Может, дела как ни то без нас уладятся, – Ярослав со слабой надеждой уставился на мерцающие лампады и положил крест.
…Как в воду глядел княжич. Утром в Галич прискакал сын боярина Домажира Иван. Так в городе стало ведомо о хитрости князя Владимирка, о его мнимой болезни, о кресте святого Стефана и о заключении мира.
«Изворотлив отец. Обманул-таки врагов своих. Оберёг лукавством от разоренья Русь Червонную, – думал ободрившийся Ярослав, стоя на гульбище и подставляя лицо ласковым утренним лучам солнца. В эти мгновения он гордился своим отцом. – А я? Учиться мне ещё много надо уму и хитрости державной».
Ему верилось, что мир пришёл на Червонную Русь крепкий и долгий.
После он поймёт, что горько ошибается и что до прочного мира на Галичине ещё далеко. Не догадывался Ярослав, сколь много пота придётся пролить ему, сейчас ещё совсем молодому, чтобы, наконец, достичь для Червонной Руси расцвета, а для себя – могущества и уважения ближних и дальних родичей, бояр и иноземных владык.