Поскребышев сухо ответил:
– Знаем. Поздравляем.
– Хотел бы информировать об этом товарища Сталина.
– Доложу, – буркнул Поскребышев и повесил трубку.
Через три дня в шесть вечера Мухитдинову позвонили по ВЧ. Сотрудники отдела правительственной связи Министерства госбезопасности проверили, хорошо ли слышно, и предупредили – позвонят из Кремля. Ему звонили еще не раз, проверяя, на месте ли Мухитдинов. Министр связи Узбекистана предупредил:
– Вам будет важный звонок. Прослежу лично.
Минут через десять – новый звонок. Спросили, нет ли в кабинете посторонних, предупредили: при разговоре никто не должен присутствовать. Мухитдинов вызвал помощника и велел никого к нему не пускать и дверь не открывать. Сам закрыл все окна и стал ждать.
Наконец долгожданный звонок. Телефонист:
– Соединяю с товарищем Поскребышевым.
Тот вновь уточнил:
– Слышимость хорошая? Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.
Мухитдинов встал. В трубке раздался тихий голос:
– Товарищ Мухитдинов?
– Да, здравствуйте, товарищ Сталин.
– Здравствуйте. Приступили к работе?
– Да.
– Как идут дела?
Мухитдинов стал быстро докладывать. Когда сделал паузу, Сталин сказал:
– Желаю успеха.
И повесил трубку.
«Разговор-то продолжался всего две-три минуты, – вспоминал Мухитдинов, – он произнес буквально четыре-пять слов, а я до сих пор не могу прийти в себя, я впервые в жизни разговаривал с самим Сталиным, слышал его голос, отвечал на вопросы. Он пожелал успеха!»
С другими республиканскими руководителями вождь вообще отказывался разговаривать. Особенно ему не хотелось говорить о чем-то неприятном, вникать в проблемы.
Николай Семенович Патоличев, который в мае 1946 года был избран секретарем ЦК и возглавил управление по проверке партийных кадров, вспоминал, как ему позвонил Сталин.
– Ко мне на прием, – сказал вождь, – попросились руководители Молдавии. Они хотят доложить что-то важное. Я разрешил им приехать в Москву, и они приехали. Но не имею времени их принять. Поручаю вам – примите их, разберитесь как следует и к утру дайте предложения. Говорят, что-то у них очень плохо.
Что именно «плохо», Сталин не стал уточнять, хотя прекрасно знал ситуацию в Молдавии: республика умирала от голода. Ему просто не хотелось заниматься неприятным делом, хотя речь шла о судьбе целой республики. И это прекрасно чувствовали в аппарате.