Представлять Владлену собак не пришлось: едва услышав голоса, те сами возникли на пороге. И, окинув Тумана взглядом, о везении он спорить уже не стал. Спросил:
– А те… Они сейчас где?
– Уже уехали, – ответила Женька. – Ты ведь пробыл без сознания почти целые сутки, так что у них просто терпение кончилось тебя разыскивать.
Он провел рукой по груди, ощупал повязку.
– Огнестрельное ранение грудной клетки, – доложила Женька, не дожидаясь вопроса. – Достаточно паршивое для домашних условий. Надо тебе в больницу, только я не уверена была, что тебя и там не найдут.
Он перевел взгляд на свой заскорузлый от крови пиджак, накинутый Женькой на спинку стула, и спросил:
– А мой телефон… ты его не находила?
– Находила. – Женька вытащила и телефон, и портмоне. – Тебе вчера без устали какой-то Варяг по нему названивал.
– И разрядил всю батарею, – проворчал он, нажав на какие-то кнопки, на которые телефон так и не среагировал. – Может, дашь своим воспользоваться?
– Только на моем с деньгами туго, – сообщила Женька, успевшая проверить баланс. – Так что вписывайся в несколько слов. Скажи, что ты в сторожке, у ворот, ведущих в парк дома отдыха «Лесное озеро»…
Еще не дослушав до конца, он набрал номер по памяти, пренебрежительно фыркая буквально над каждой нажатой кнопкой. Ответили почти сразу, и Женька услышала в трубке голос пожилого мужчины:
– Алло! Кто это?
– Пап, это я.
– Влад! Слава богу! Ты где? Я уже и не…
– Пап, слушай, – перебил его Влад. – Я ранен, лежу в сторожке у «Лесного озера», мы здесь были в прошлом году с Кристинкой. (А жену-то его зовут Элла, машинально отметила Женька.) Приехать не могу, говорить долго тоже – телефон тут слишком убогий. Пусть ко мне сюда приедет Корней, только не на своей машине, и никому пока ничего не говори. Я все объясню Корнею, а он тебе…
Последнюю фразу он говорил уже в отключившийся телефон. Выругавшись себе под нос, небрежно отбросил замолчавшую трубку в сторону. Женька тоже молчала, рассматривая его. Едва очнувшись, он уже стал самим собой – таким, как на фотографии. В его словах, в его облике – во всем ощущалась напористость, едва ли не граничащая с агрессивностью. Это впечатление еще усилилось, когда он перевел на Женьку взгляд своих темно-серых, словно отлитых из металла глаз. В мгновение ока она почувствовала себя раздетой, просвеченной насквозь, оцененной с ног до головы, да еще как будто и чем-то обязанной этому лежащему на полу найденышу. Возмущенная этим осмотром, она, не дрогнув, с вызовом встретилась взглядом с его глазами, когда он посмотрел ей в лицо. Он прищурился, по его губам скользнула усмешка. А потом неожиданно спросил: