По телу пробежали «мурашки», когда его сильные, немного шероховатые руки легли на её бедра и поползли вверх, под короткое платьице.
– Ты больше не наденешь ничего, что выше колена, – прохрипел, склонившись к её лицу. – Не смей одеваться как шлюха!
Лиля услышала треск ткани, но оторвать взгляда от его завораживающих глаз не могла. Он гипнотизировал девочку, словно удав маленького трусливого зайчишку, который вот-вот станет пищей для коварного змея.
Платье расползалось по швам под его руками и вскоре Лиля осталась в одних кружевных трусиках.
Ворохов оторвался от неё и, привстав, посмотрел вниз.
– Какого хуя?!
Лиля вздрогнула от его грубого баса.
В её глазах плескался страх и непонимание. А вот Змею, похоже, всё было предельно ясно.
Впервые, когда Антон приволок к нему еле стоящую на ногах, пьяную в дрезину девчонку, Ворохов, заценив её роскошную задницу и длинные золотистые локоны, избавил от одежды в мгновение ока и разложил её на кровати.
Он помнил всё до мельчайшей детали и, конечно же, в его памяти отпечаталось её трикотажное бельё с сердечками – розовыми, сука, сердечками!
Сейчас же эта мелкая дрянь была в полупрозрачных чёрных стрингах!
Она не могла знать, что Андрей придёт за ней.
Соответственно, рассчитывала на свидание с кем-то другим!
– Для кого это ты так нарядилась? – глядя в зелёные глаза, он проделал с блядским элементом белья то же, что и с платьем.
Лиля сглотнула, чувствуя, как между ног становится горячо и влажно.
Тихо застонала, закрывая глаза.
– На меня смотри, блять! – его громкий голос вырвал девушку из нирваны. – Для кого это?!
– Я… Просто… – она судорожно дёрнулась, когда клочок кружева улетел в сторону, а горячая головка его члена уткнулась во влажную промежность.
– Сейчас я тебе покажу «просто»! – его рык смешался с громким стоном Зайцевой, когда мужское естество плавно проникло между её складочек, уверенно погружаясь в недра её влагалища.
– Прости меня… Я больше не буду… Я буду послушной, – шептала ему в губы, раздвигая ноги в стороны всё шире.
К чему эти слова? Да она сама жертву из себя корчит, а потом удивляется, когда насилуют… Но ей так хотелось их произнести…
И не только произнести.
Быть покорной.
Быть его.
Небольшой дискомфорт от его проникновения не затмил тех фееричных ощущений, о которых она столько грезила по ночам, обнимая свою подушку.