– Какой еще уж? – не понял Леран, нахмурившись.
Его взгляд был темным от желания, и это вызывало во мне настоящий пожар. Я так хотела ощутить его ускользающие прикосновения, что у меня вполне реально закружилась голова и во рту пересохло.
– Как бы там ни было, – начала я, с трудом вспоминая, каково это вообще: говорить, – я не стану с тобой спать.
Мужчина опасно сузил глаза.
– Ты – моя собственность, – медленно проговорил он, преодолевая сопротивление моих рук. – И я буду делать с тобой то, что решу сам.
Он склонил голову к моей шее, прикоснулся губами к пылающей коже. Я задрожала, не в силах держать глаза открытыми. А затем он резко поднял меня за попу, прижимая к дереву и устраиваясь между бедер так, что лицо оказалось напротив груди. И в следующий миг его губы утонули в моем пышном от корсета декольте.
Я глубоко вздохнула, сдерживая стон, приоткрыла глаза и коснулась сперва тьмы его волос, заплетенных в диковинную косу, а затем спустилась к черным молниям на обнаженной груди. Тут же от моих пальцев в глубине татуировки вспыхнуло зеленое пламя, медленно превращаясь в зарево.
Леран зарычал, прижимаясь лбом к моей коже.
– Какое-то наваждение, – прошептал он, хрипло дыша.
А я за секунду этой передышки смогла выдавить из себя:
– Я не позволю…сделать это.
Хотя вовсе не была уверена в стойкости своих бастионов. Еще совсем немного, совсем чуть-чуть, и я потеряю рассудок. И что тогда? Смерть?..
– Я брошу тебя в темницу, если ты будешь непокорной, – прошептал мужчина, поднимая голову вверх и целуя мой подбородок.
Это так мало походило на сопротивление, что могло бы быть смешно. В другой ситуации.
– А я и там не дамся тебе, – проговорила, неловко и жалко трепыхаясь.
Послышался тонкий смешок.
– Тогда я возьму тебя силой, – тихо сказал он, опуская меня на землю и едва касаясь моих губ.
– А я буду петь, – через силу ответила я, глядя в ослепительно-сиреневые глаза.
Эротическое безумие накатывало волнами, отдаваясь в висках. Кончики пальцев вздрагивали от перенапряжения. Я вот-вот должна была упасть в обморок.
Мужчина на миг замер, а затем вдруг засмеялся. Звонко и заливисто, бархатным грудным смехом.
Его руки, словно нехотя, отпустили меня, и он сказал:
– Будь по-твоему. Я бы не хотел, чтобы наш первый раз был под деревом. Все равно ты теперь – моя.