«Сволочи эти музыкальные редакторы! – озлился вдруг Еремеев. – Гонят на радио сплошной рок. Заводят людей, как роботов, на агрессию, разрушение, на излом, бесовщину… А народ надо успокаивать, утешать, умирять. Что бы им озверение не снимать? Крутили бы Джеймса Ласта с утра до ночи. Так нет, как стекловату в уши забивают…
Карина дернулась и обеспокоенно оглянулась. Еремеев снял наушники.
– Ты чего?
– Прошел знакомый один. Из нашей фирмы…
– Он тебя заметил?
– Кажется, нет.
– Есть доброе морское правило: если ситуация кажется тебе опасной, считай, что она опасна. Выходим!
Они вышли на станции Пушкино и сейчас же затерялись в пестрой толпе привокзального торжища. Судя по рассказам отца, оно очень походило на «шварцмаркеты» в послевоенной Германии. Тем более что добрая половина товаров здесь была немецкого производства. А уж водка – почти вся «шнапс».
Еремеев купил для подарка бутылку «Никольской», на этикетке которой был изображен псевдорусский казак с дворницкой бородой, в обкомовском «пирожке», сдвинутом на манер папахи, с витыми немецкими погончиками на зеленом мундире. Пусть Тимофеев, природный казак, к тому же Николай, потешится над этой «Никольской». Бутылка в чемоданчик не влезла, пришлось произвести кое-какую переукладку. Парень с нагрудной табличкой «Куплю ордена, золото, иконы» заглянул через плечо:
– Почем ордена, дядя?
– По литру крови за каждый. Племян-ничек…
– Я серьезно…
– И я не шучу.
– Совок ты непроцарапанный, – сплюнул парень с рыжим «ирокезом» на стриженой башке.
– А за «совка» схлопотать можно, пизьнесмен хренов, зелень подкильная, рвань дешевая…
– Но-но, не очень-то!..
Незадачливый бизнесмен на всякий случай подался поближе к синей «Волге», на лобовом стекле которой белел лаконичный плакатик: «Куплю все».
– Ну, ты, купец х…в, продай тачку.
– Не продается.
– Да брось ты. Все продается. Почем брал?
– Десять тыщ зелеными.
– Ясно, что не деревянными. Двенадцать плачу.
– Это как, серьезно, что ль?
– Я ж сказал – не шучу.
Еремеев достал из чемоданчика пачку долларов. Карина с интересом следила за их торгом, невольно подзадоривая парня одним лишь своим присутствием.
– Ну, это подумать надо, – процедил «ирокез».
– Чего тут думать, две тысячи чистого навара. Сколько тебе, христопродавцу, нужно икон продать, чтоб столько огрести?