Еремеев достал из чемодана рабочий блокнот следователя, вырвал страницу и быстро набросал: «Я, капитан милиции Еремеев Олег Орестович, настоящим заявляю, что пистолет системы “браунинг” № 567192 изъят мною у гр. Леона Игоревича Ковальчука и передан во временное хранение моему помощнику Павлу Артамоновичу Пупышеву, младшему сержанту запаса, с целью сдачи оружия в правоохранительные органы, если я не вернусь с операции по обезвреживанию преступников из банды “Сотана ТВ-э”». Подпись. Дата.
– Устроит тебя такая ксива?
Артамоныч пробежал глазами, посерьезнел и вложил расписку в справку об освобождении.
– Теперь другой коленкор. Ну-ка, покажи, где здесь предохранитель.
Еремеев показал.
– У меня тоже пушка. В случае чего – отобьемся.
– А их много будет?
– Не думаю. Вот этого типа запомни хорошенько. Он может появиться. Рослый такой амбал-качок.
Еремеев достал паспорт Леонкавалло и показал фотографию.
– Запомнил?
– Ага. Морда кирпича просит.
– Оставь пока у себя. В случае чего сдашь вместе с пистолетом и моей распиской в Тридцатое отделение милиции. Это на Преображенке. Там меня знают. Найдешь следователя Махалина. Повтори!
– Отдать Махалину в Тридцатое на Преображенке.
– Порядок. Пошли. Держись от меня шагах в двадцати.
– Есть.
«Вот так происходит сращивание правоохранительных органов с преступным миром, – грустно усмехнулся про себя Еремеев. – Так рождается мафия. Поздравляю вас, крестный отец, с еще одним кланом».
Как и большинство его коллег, он самонадеянно полагал, что разбирается в людях, несмотря на то, что жизнь не раз, и не два давала понять обратное. Вот и сейчас он был совершенно уверен в человеке, шедшем за его спиной, ничуть не догадываясь о тайных мыслях весьма смятенного бомжа: рвануть бы от греха подальше, забросив «пушку» в ближайшую урну. Деньжищ аккурат до самого Иркутска хватило бы, да еще на веселую дорожку. Тем не менее он послушно следовал за странным ментом, сжимая в кармане новенького пиджака опасную игрушку.
Глава десятая. Сломай дом, построй корабль
Карина пришла почти вовремя, опоздав всего на десять минут. Но и их хватило Еремееву для весьма мучительных душевных терзаний – предали его или нет.
– Взяла билет на ночной поезд, – объявила она, сбросив с плеча надоевшую за день сумку. Еремеев перехватил ее, и они спустились в уютный погребок, оформленный на манер старомосковского трактира. Официант зажег свечи на их столике, затем принес шампанское, рыбное ассорти и мясо в горшочках. Чуть поодаль пристроился, спустя некое время, и помощник для особых поручений, стыдливо спрятав под столик свои чудовищные башмаки. Карина не обратила на него никакого внимания.