Иванко приосанился и продолжал:
– Ходили мы в Китай, купили шелка и фарфор, и корень жизни – женьшень, от коего старые молодеют и холодная кровь закипает. Были в Индии – предалекой стране, самоцветы выменяли, да в Рынь-песках ограбили нас разбойники.
– А бусы, запястья есть? – спросил тархан.
– Все есть; если повелишь, враз сюда со стругов доставим!
– Пусть люди несут.
Кольцо вышел с казаком, стражник подошел к ним. Он щелкнул языком и похвалил:
– Хороший покрывало дал мне, но у меня две жены, перегрызлись из-за него, как псы. Ох, горе мое, как усмирить их? Добрый купец, не дашь ли мне второй?
Иванко внимательно поглядел на стражника:
– Боюсь!
– Не страшись, щедрый гость. Никому не скажу.
– Это добро, – похвалил Кольцо. – А кто у тархана сидит? Повелитель какой? Тархан? Мулла?
Страж вздохнул:
– Горе наше. Не уезжает вторую неделю: жрет, пьет, разглядывает жен тархана, дани требует.
– А вы гоните!
– О, аллах милостивый, нельзя его гнать. Это – Кутугай, ближний Кучума. Он требует покорности и ясак соболями. А тархан жаден, забавляет его историями, а о покорности ни слова…
Кольцо задумчиво покрутил ус. «Дать ему алый платок, а Кутугая мы на струги сведем, может, позарится на добро наше», – подумал он.
Низко кланяясь, стражник сказал:
– Щедрый господин, теперь я пойду успокою своих жен, а страже велю пропустить тебя, когда только придешь…
Казак Трофим Колесо притащил на широкой спине большой короб. Иванко Кольцо вскрыл и извлек из него штуку алого атласа, ловко, по-молодецки, махнул рукой, и кипучей, жаркой волной перед тарханом взметнулись нежные складки тонкой легкой материи.
– Глянь, всемогущий властелин, сколь прекрасно и как ласково облечет женское тело! – Иванко провел ладонью по атласу. – А вот иной товар – радость для сердца прекраснейших женщин на земле! – И он стал быстро выкладывать и расхваливать зеркала, ларцы, ожерелья, монисты, банки с пахучими мазями.
Кутугай презрительно кривил губы, а глаза его полны были насмешки. Он, как стервятник на кургане, сидел не шевелясь. Все эти кольца, зеркала, ленты его не прельщали; глаза его потускнели и были безучастны.
Кольцо выхватил из короба цветные, тисненные золотом кожи и хлопнул ими одна о другую. Посланник Кучума неуловимо перевел взгляд на свои мягкие, зеленого сафьяна, сапоги. Они потускнели, пообтерлись. Ханский сборщик огорченно вздохнул.