– Вы моему слову верите? – разом оборвав галдёж, спросила, посуровев лицом.
– Слову-то твоему? Твоему-то слову? Да кому же верить, как ни тебе? – вновь вскинулись зачинщики.
– Так вот что, слушайте моё слово! – поднялась с кресла. – Если меня кто-нибудь обидит, хоть одну скирду спалит – спалю и вашу. А если поместье спалит – спалю и ваше село, и соседнюю деревню тоже. Поняли?
Постояла, всех поочередно обводя взглядом, слушая установившуюся в комнате тишину, и добавила, почти душевно:
– Состояние потрачу, в Сибирь пойду, а сожгу дотла.
Подошла к иконам, осенила себя широким крестом:
– Даю обет перед Богом это сделать. Не исполню – пусть меня гром убьёт на месте. На том и крест кладу перед образом…
Повернулась к ошалевшим вконец мужикам и, не меняя тона, приказала:
– А теперь, други мои, ступайте по домам.
Не только пустоши не отобрали, а и курицы не тронули у нее, когда многие имения в округе пограбили и пожгли.
Об этом случае тетка рассказывала лишь однажды, но Дмитрий не позабыл из ее рассказа ни единого слова. Он и теперь, вспомнив его, словно воочию увидел строгую, красивую тетку, осеняющую себя широким крестом перед иконами, и испуганно глядевших на нее переполошившихся мужиков, пожалевших, что ввязались в «революцию»…
Засмотрелся на нее, ловко подталкивающую его сделать выбор между заграницей и невестой, встал с кресел, чтобы поцеловать ее в теплый, щекотнувший седеющим локоном висок:
– Я непременно подумаю над предложенным тобою выбором… Обещаю…
Он остро чувствовал кровную свою связь не только с ней, но и с её имением. С детства любил бывать здесь, особенно в этой зале, в которой натертый воском паркет всегда был ярок, а со стен, не меняя раз и навсегда установленного расположения, в овальных золоченых рамах на него задумчиво смотрят портреты его предков. Любил сидеть за дубовым прадедовским столом, накрытым камчатной скатертью, и, смежив ресницы, смотреть, как солнце сквозь разноцветные стекла старинных окон шаловливыми зайчиками бегает по хрусталю, серебру и по шкапу красного дерева с дорогой, старинной посудой, зажигая по пути бронзу люстры с хрустальными подвесками, золотит отблеском увядшие цветы обоев…
Окна открыты. Запах цветов, шум воды у пруда, дальний крик перепелов…
Все проникнуто покоем, все родное, понятное и в то же время полно тайн и загадок.