Делать нечего: быстрым шагом подхожу к Исидору и, опустившись на
колено, прикладываюсь к большому наперсному кресту. Тот в ответ
осеняет меня крестным знамением и, наклонившись, тихонько
спрашивает:
— И в Кукуй на блуд ездить перестанешь?
Едва не поперхнувшись, поднимаюсь на ноги и задумчиво смотрю на
него, размышляя, как лучше ответить.
— Поверь, владыко, — так же тихо отвечаю я ему, — если Катерина
Карловна приедет, то мне точно не до блуда станет.
По одухотворенному лицу митрополита точно видно, что он не
слишком-то мне верит. Однако возражать он не стал и снова громко
провозгласил:
— Быть посему, а мы будем смиренно молить господа, чтобы он
вразумил царицу Катерину, и она поскорее приехала!
Церковь, в его лице, ясно и недвусмысленно высказала свою точку
зрения, но, похоже, у некоторых думцев на этот счет появились свои
мысли. Князь Сицкий, очевидно, уже представил себя моим тестем и
немного ошалел от открывающихся перспектив.
— Мы все государевы холопы, и что бы он ни повелел, его царскую
волю выполним! Однако чего ты, владыко, Катерину Свейскую царицей
именуешь? Ты ее не крестил, государя с ней не венчал — какая же она
царица!
— Тихо, князь Алексей Юрьевич, — останавливаю я его пыл, — как
владыко сказал, так и будет. Такова моя воля!
Только что снова начавшие галдеть бояре стихают и дружно
кланяются, а я разворачиваюсь и ухожу, дав понять, что прения
окончены. Но думцы, проводив меня и рынд взглядами, остаются при
своем мнении. Князь Василий Тимофеевич Долгоруков, хитро
прищурившись, первым выражает его:
— Сколь годов не ехала, а теперь приедет?
Выйдя из палаты, я оборачиваюсь на идущего следом Никиту и с
удивлением отмечаю его мрачный вид.
— Ты чего?
— Да так… — неопределенно отвечает он, — нежданно как-то!
— Это верно, — хмыкаю я, — вон глянь хоть на Сицкого с
Долгоруким: сам говорил, что они заодно с Лыковым воду мутят. А
теперь, смотри-ка, едва не подрались, кто свою дочь мне отдаст.
— Так ты не всерьез?.. — изумленно смотрит на меня
Вельяминов.
— Нет, конечно.
— Тьфу ты, а я уж думал… погоди, а зачем?
— Да чтобы Густава и сестрицу его немного в чувство привести, а
то взяли моду умничать!
— А коли обидятся?
— А коли я обижусь?
Мой верный друг некоторое время озадаченно молчит, а затем
довольно хмыкает:
— Вот ты боярам нашим задачку подкинул — будут теперь думать да
шушукаться между собой!