Выглядел он бодро, несмотря на то, что вчера мы засиделись
допоздна.
Груда румяных пирожков уже возвышалась в центре стола. За столом
клевал носом Костя Захаров. Судя по помятому лицу, он не спал всю
ночь.
Перед Захаровым стояла пустая кофейная чашка.
— А где остальные? — спросил я.
— Еще спят, наверное, — с нескрываемой завистью ответил Костя и
широко зевнул.
Потом удивленно захлопал глазами:
— А откуда взялись пирожки?
Не теряя времени, он цапнул верхний пирожок и отправил его в
рот.
— Что с машиной отца Иннокентия? — поинтересовался я. — Удалось
починить?
— Все в порядке, — туманно ответил Захаров. — Считайте, что мне
удалось сотворить чудо.
И умильно уставился на Достоевскую.
— Алена Ивановна, как вам удается так вкусно готовить?
Алена Ивановна польщенно улыбнулась.
— Спасибо, Костя, — одобрительно кивнул я. — Сегодня можешь
отдыхать и отсыпаться.
— Благодарю, сын мой, — поддержал меня отец Иннокентий. —
Господь не оставит тебя своей милостью.
— Надеюсь, — с набитым ртом отозвался Захаров. — Пусть пошлет
мне мягкую подушку и несколько часов покоя, и мы будем в
расчете.
За завтраком я расспрашивал отца Иннокентия, как жилось в
губернии при прежнем губернаторе.
— Плохо жилось, Никита Васильевич, — откровенно отозвался
священник. — Воровал Цепляев открыто, не боялся грома небесного.
Ну, и остальные чиновники тянули, что могли. Теперь боятся. Ты
хорошо сделал, что Павла Лаврентьевича поставил главным над ними.
Он ни одной копейке не позволит в воровские руки уйти. Только
Холмский уезд и был в порядке. Так Цепляев сколько уж пытался
выжить Тишина с его места.
— А ты давно знаком с Павлом Лаврентьевичем? — поинтересовался
я.
— Еще со времени учебы в магической академии. Мы в один год туда
поступили.
— А как ты священником стал?
Отец Иннокентий улыбнулся в седую бороду.
— Меня с детства больше к книгам тянуло, а не к магии. Нас у
отца семеро было, я средний. Поместье маленькое — одна деревенька,
да три аномалии. Хочешь - не хочешь, а нужно было службу искать.
Или в гвардейцы идти, или управляющим к богатому аристократу
проситься. Павел Лаврентьевич по государственной линии пошел,
чиновником стал. А я в семинарию подался.
Отец Иннокентий откусил пирожок и аккуратно стряхнул крошки с
волнистой седой бороды.
— После окончания семинарии оставили меня алтарником в
Симеоновской церкви — отец постарался. Потом рукоположили в диаконы
и отправили в Холмск. И тут снова встретились с Тишиным. Его как
раз помощником уездного комиссара назначили. С тех пор и служим
вместе. Павел Лаврентьевич до уездного комиссара дорос. А я сан
принял, когда мой предшественник на покой ушел.