В замке, как я про себя назвал жилище Дюбре, я провел весь день. Дюбре говорил мало и необыкновенно внимательно меня выслушивал. Мало кто из людей способен так долго сосредоточивать внимание на чем-то одном. Спустя час или два с начала нашей беседы к нам вошла дама лет сорока на вид. Он сдержанно представил ее:
– Это Катрин, я ей полностью доверяю.
Дама была сухопарая, уныло одетая, тусклые волосы небрежно забраны в узел. Похоже, вид ее означал презрение ко всем женщинам на свете. Она вполне могла бы быть дочерью мадам Бланшар; по крайней мере, их роднил темперамент. Она пришла просить совета у Дюбре, показав ему несколько строчек, написанных на листке бумаги. Мне их разглядеть не удалось. Для жены она вела себя слишком холодно и отстраненно. Кто же она? Сотрудница? Ассистентка?
Наш разговор, точнее мой монолог, возобновился через час после обеда. Обедать мы спустились в сад, в беседку, что было очень удивительно в самом центре Парижа. Катрин присоединилась к нам, но особой словоохотливостью не отличалась. Зато должен сказать, что Дюбре болтал без умолку, сам задавая вопросы и сам на них отвечая, словно стремился вознаградить себя за долгое молчание. За столом прислуживал другой лакей, не тот, что встретил нас в холле. Экспансивные манеры Дюбре резко отличались от спокойной сдержанности прислуги. Он за словом в карман не лез, и это успокаивало меня куда больше, чем его пристальные и тревожные взгляды, которые я ловил на себе, когда он меня слушал.
– Ты не будешь возражать, если Катрин останется с нами после обеда? Она – мои глаза и уши, а зачастую и мой мозг, – прибавил он, смеясь. – У меня от нее секретов нет.
Ловкий способ проинформировать меня о том, что было заранее запланировано.
– Нет, конечно, – соврал я.
Он предложил прогуляться по саду, чтобы немного размяться. Думаю, ему надо было осмыслить то, что он услышал.
Потом мы втроем вернулись в кабинет. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке, однако Катрин относилась к породе людей, чья подчеркнуто нейтральная позиция заставляет быстро забыть об их существовании.
Уже вечером, часов в семь, мы исчерпали тему моей злополучной жизни. Катрин сразу ушла.
– Мне надо над этим поразмыслить, – задумчиво сказал Дюбре. – Так или иначе, я извещу тебя о твоем первом задании. Оставь мне свои координаты.